Природа плакала в тот день...

Это было что-то вроде разочарования, облегчения и одновременно пули в висок. Разочарования, потому что он не увидел, ЧТО ответил брат. Облегчения, потому что он НЕ УВИДЕЛ, что ответил брат. Пули, потому что он в любом из этих двух случаев не увидел, что ОТВЕТИЛ брат… Внутри образовался какой-то подозрительный вакуум. Билл расслабился, сжался и уткнулся носом в колено. Том дважды перечитал его письмо, не закрыл, не стер тут же, а прочитал вдумчиво. Том подбирал слова для ответа, подбирал сам ответ, значит… Да ничего это не значит! Он мог послать его сначала культурно. Потом подумать и послать некультурно. Потом просто послать смайлом, решив, что Билл и слов-то не достоин. Потом решить, что просто смайла мало и опять что-то написать такого… едкого… чтобы втоптать в грязь, размазать, раздавить… Билл еще больше сжался, до боли в животе, вцепившись в голени ногтями до синяков.

Ночью Том не спал. Ворочался, хлюпал носом и кашлял, почти не переставая. Кашлять он начал еще утром, покашливать. Сейчас же добавились сопли, которые по свежести еще не закупоривали нос непробиваемой пробкой, а текли так, словно кровь в теле неожиданно преобразовалась в слизкую прозрачную жидкость и вытекала из организма сквозь дырку в переносице. Билл слушал его беспокойную возню и понимал, что завтра у них будут большие проблемы на концерте, если этот приступ кашля как-то не снять. Он достал телефон и написал Йосту смс: «Том, похоже, заболел».

Минут через десять автобус остановился. В полнейшей тишине он слышал, как Том давится кашлем, утыкаясь в подушку, боясь разбудить остальных.

— Чего стоим-то? — сонно проворчал Георг, свешивая лохматую голову в проход.

— Заправка, наверное, — зевнул Густав.

— Спите, — цыкнул на них откуда-то появившийся Йост. — Том… Том, не спишь ведь. Пойдем в гостиную.

— Зачем? — нахмурился тот.

— За надом.

— Листинг, как же тебе повезло, — начал причитать Том жалобным голосом. — Господи, Георг, как же тебе повезло… Ты даже не представляешь, какой ты счастливчик…

— Почему? — не понял друг.

Густав хихикнул.

— Полагаю, потому, что у тебя нет младшего брата, который рассылает в ночи смс.

Ребята захохотали.

— Идиоты вонючие, — зло огрызнулся Билл.

— Спите! — прикрикнул на них Дэвид. — У вас с утра четыре интервью.

— Дэйв, а чего так мало? — хрипло спросил Георг. — Надо было сразу десяток замутить. Четыре — это как-то не солидно.

— Листинг! — рявкнул продюсер. — Том, ну что ты там возишься?

— Да иду уже…

Перед носом Билла вдруг возникло рассерженное лицо брата. Он дернулся к стене.

— Сделай милость, не попадайся мне на глаза в ближайшее время, — прошипел он, и снова исчез за шторкой.

Ну что он опять не так сделал? Какое счастье, что это последний концерт в туре. К черту! В Берлин! Надоело всё и все. Ну их на хер!

Утром он обнаружил на кухоньке упаковки таблеток и пузырьки микстур. Том, одетый в шерстяную водолазку, пил горячий чай. Бисеринки пота блестели над верхней губой. Волосы на висках мокрые и прилипли. Температура?

Билл насыпал в керамическую мисочку хлопьев, залил чуть теплым молоком и ушел. Сказал же, чтоб не попадался, значит, не будет попадаться. Будет всё, как он захочет. Надо позвонить агенту и попросить решить все вопросы с понравившейся ему квартирой. Сейчас у них будет две недели отдыха, потом новый тур. Как раз двух недель ему хватит, чтобы обжиться. А Том… А что Том? Сколько можно за ним бегать?

Весь день Том был вялый, тяжело кашлял и кутался в плед. Дэвид разрешил ему не ходить на интервью, просил, как можно больше пить теплого и не забывать про таблетки. На вопрос, что с ним, продюсер ответил: «Бронхит, не страшно, главное, чтобы не переохлаждался». И Билл успокоился — бронхит, действительно, не страшно. От него даже высокой температуры не бывает, только противный мерзкий кашель, когда кажется, что вот-вот и выкашляешь собственные легкие и мозги.