Природа плакала в тот день...

Но заснуть у Билла никак не получалось в ту ночь. То ли он так перенервничал за бесконечно долгий день и взбудораженная нервная система была еще не готова ко сну, то ли слишком рано лег для себя обычного, но глаза глупо пялились в темноту и отказывались закрываться. Он крутился с бока на бок, борясь одновременно с ленью и желанием покурить. Пока лень побеждала. К тому же ему все равно было страшно. Казалось, что вокруг копошатся тени, слышны какие-то шорохи и стоны. Состояние, как в детстве — хочется прижаться к кому-то, чтобы обняли, погладили по голове, убаюкали, успокоили, сказали, что все это фантазии уставшего разума. Одиночество. Он такой маленький, такой беспомощный, совершенно один. Страх. Страх потери. Горе. Тоска. Отчаянье… Билл сжимался на постели, прячась под одеялом от чего-то липкого и ужасного. Оно холодом просачивалось сквозь тонкую шерсть. Словно давит что-то. Хочется втянуть голову в плечи. Спрятаться. Исчезнуть. Хочется выть. Лежать на полу, обнимать паркет и выть… Билл старался не думать об этом, но мысли воровато пробирались в глубь сознания, вонзались занозами, застревали иглами. Билл крутился. Укладывал подушки получше, расправлял одеяло. А непонятное что-то лезло и лезло в сознание. Пока он не понял, что это не его. Это чужая боль и страх. Чужое отчаянье. Чужое горе…

Он даже не стал одеваться. Так и пошел к нему в трусах, наплевав на камеры в коридоре. Робко потоптался перед дверью. Надо бы постучать… Но почему-то не хочется.

Тронул ручку вниз.

Дверь подалась, бесшумно впуская его в номер брата.

Приглушенный свет двух бра.

Билл осторожно переступил порог. Страшно… Очень страшно…

Тома в комнате не было. Кровать и кресла пусты. Постель разобрана и смята.

Сердце колотилось настолько сильно, что отдавалась где-то в ушах. Руки ледяные и вспотели. Билл на полусогнутых очень медленно прошел на середину. Почему-то от нахождения здесь сейчас он испытывал такой мощный стресс, что, казалось, еще немного, и грохнется в обморок. Осмотрелся.

Медвежонок! Его рыжий плюшевый Том в Америке? Том привез его сюда? Он хотел взять игрушку, но опасливо отдернул руку. Хватит того, что брат закатил истерику в автобусе. Не надо трогать чужого медведя.

Том сидел в углу за дверью, сжавшись в комок, уткнувшись носом в колени.

Билл не просто опешил. Он растерялся. Стоял и смотрел, как содрогается тело брата, как вздрагивают плечи, как тяжело и напряженно дышит.

Плачет?

Да нет же… Том… Том… он не плачет… Не умеет…

Билл очень медленно подошел к нему. Опустился на колени, почему-то боясь прикоснуться к сгорбленной спине. Это все настолько интимно, что Том вряд ли захочет, чтобы он видел его таким слабым и беспомощным.

Том тихо хлюпнул носом.

Он протянул руки и осторожно его обнял, боясь, что тот сейчас взбрыкнет, оттолкнет, прогонит. Брат находился в каком-то странном трансе. Том не шевелился, если не считать дрожащего тела, почти не дышал из-за заложенного носа, и очень-очень тихо скулил.

Алкоголь?

Нет, не пахнет…

Наркотики?

Внутреннее чутье подсказывало, что опять не угадал.

Неужели встреча с Юри причинила ему настолько сильную боль?

Билл прижал его к себе так крепко, как только смог.

Неожиданно Том громко всхлипнул и поддался вперед, обнимая его, утыкаясь мокрым от слез, соплей и слюней лицом в шею, вцепляясь зубами в голое плечо, сжимая их до боли.

Он выл. Впивался ногтями в спину, драл кожу и выл.

Он рыдал. В голос. Громко. Не стесняясь.

Его трясло. Ломало.

Он пытался сжаться обратно, отталкивал брата, но Билл лишь крепче прижимал его к себе, не позволяя вырваться. Самого трясло от страха и чужого горя, от беспомощности, оттого, что вообще ничем не может помочь, только вот так крепко держать, не давая упасть.

Том извивался и кричал. Кричал так, словно его рвут на части. Кричал и рыдал.

Бился в истерике.

Билл не произнес ни слова. Он не мог даже думать и панически боялся шевелиться. Лишь крепко держал.

— Я не могу больше! — вдруг провыл Том единственную за все время членораздельную фразу. — Не… мо… гу… Мне… ды… ы… ша… а… ть… нечем… — сквозь всхлипы.

Глаза Билла заслезились. Он зажмурился. Маленький, глупый, влюбленный Том. Как же тебе помочь? Ты только скажи, он же луну достанет, если надо… Только скажи, как помочь…

— Том, а хочешь, я тебе Луизу привезу? Ты же так любил ее до этого Юри. Хочешь? Луиза лучше Юри. Правда-правда! Она лучше Юри. Ты только скажи. Скажи, как тебе помочь? Я все сделаю, чтобы тебе не было так больно…

Том затряс головой.

— Ты ведь помнишь ее. И мне кажется, ты ее любишь. Ты же за ней с места сорвался. Помнишь ведь… Я привезу ее. Ты только скажи… Поеду к ней домой. Все объясню. Я попрошу ее вернуться к тебе. Слышишь, я верну тебе ее.

— Это бесполезно, — всхлипнул Том.

— Нет. Больше не будет никакого Юри. Она ведь тоже тебя любила. Я видел, когда мы ездили в Мале, как она смотрела на тебя. Она тебя любит. Я все сделаю для того, чтобы она вернулась. Я достану ее из-под земли, но верну тебе.

Том опять взвыл. Опять ногти полоснули по спине.

— Верну. Верь мне. Я найду ее и верну.

Он опять покачал головой.

— Ты не сможешь…