Приручить Сатану

«Не в том был подвиг Христа», — подумала Ева, внимательно следя за каждым движением Саваофом Теодоровича; её губы силились что-то сказать, возразить, однако абсолютная тишина в комнате оставалась всё такой же абсолютной тишиной. Без ответа.

— Ну, я жду, говори свои мысли по этому поводу: мне действительно важно узнать твоё мнение, — сказал, словно резанул острым лезвием, Саваоф Теодорович, отходя куда-то за кровать и появляясь с другой стороны — Ева со страхом заметила, что стены, всё убранство комнаты куда-то исчезло, осталось только незашторенное окно с бледноватыми силуэтами высоток, жёлто-рыжая лампа и её широкая кровать. — Не в том, говоришь?.. Хочешь сказать, я чего-то не понимаю? — слишком опасно и ядовито протянул Саваоф Теодорович, задумчиво поглаживая редкие усы.

«Вы меня простите… Я не верю, если честно…»

В комнате раздался громкий смех, больше напомнивший раскаты грома.

— «Не верю»! «Не верю»!.. Знаем мы этих «неверующих», потом в апостолах оказываются. Хорошо, хорошо, продолжай.

«…но мне кажется, что суть подвига Христа заключается в том, чтобы каждый человек понял, что истинное добро добывается огромными трудами: только ты сам можешь сделать из тебя ангела, и никто другой».

Саваоф Теодорович раздражённо цыкнул и закатил глаза.

— Ну нет… А всё так интересно начиналось… «Мы должны творить добро»… Банальщина! — он эмоционально взмахнул руками, и за окном блеснула тонкой змейкой молния. — Нудятина!

«Почему Вас так раздражает это утверждение?»

— Да потому что это недостижимая цель, утопия, неосуществимая мечта! Да, честно признаю на весь мир, я не понимаю этого. Натура человеческой души такова, что она не может жить без зла. Ангелы, и те не смогли прожить без зла — часть из них сейчас правит адом. Да что там говорить, я…

Саваоф Теодорович осёкся, внимательно посмотрел на Еву, но та лишь спокойно слушала его, явно считая либо его, либо себя сумасшедшей.

— Не может свет существовать без тьмы, — подытожил Саваоф Теодорович, хмуро сводя брови к переносице. — Потому что, если не будет тьмы, что мы будем подразумевать под светом?

«Суть не в том, чтобы сделать из всего идеал, — подумав некоторое время, с расстановкой сказала Ева, — а само стремление к нему».

— Слова, слова, слова… — пробормотал про себя Саваоф Теодорович, отходя куда-то за кровать. — Их жалкий лепет душу разрывает и сердце сомневаться заставляет, лишь отречётся от престола голова.

Саваоф Теодорович полностью исчез из поля зрения, и Ева только слышала, как что-то шуршит позади неё, как вдруг два больших, словно купала, чёрных крыла появились по обе стороны от постели, закрывая её от постороннего мира, будто плотный надёжный кокон; пропало окно, пропала и лампа, и всё вокруг вернулось к своему изначальному состоянию: теперь Еву окружала лишь густая непроглядная темнота, разбавленная спасительным оранжевым огнём. Некоторое время всё было тихо, настолько тихо, что Ева, казалось, слышала стук собственного сердца; но вот Саваоф Теодорович заговорил, крылья раздвинулись в стороны, и перед глазами девушки предстала живая картинка:

— Изо дня в день люди старательно прокладывают себе дорогу среди неизведанных дебрей жизни… Посмотри, с какой внимательностью они укладывают кирпичики, с какой дотошностью подбирают для них материал! — Ева увидела, как люди, склонившись практически к самой земле, упорно стучали молотками по золотым слиткам, вбивая те в грязь. — Знаешь, что это?.. Это благие намерения. Видишь, как они работают? — Саваоф Теодорович слегка провёл рукой в воздухе, и изображение увеличилось: теперь Ева видела, с каким усердием делали люди своё дело. — Ведь их кирпичи не из золота, даже не из глины, а из такой же грязи, сквозь которую они прокладывают свою дорогу, лишь слегка покрытой сверху дешёвой фольгой. Но куда ведёт эта дорога?.. — изображение уменьшилось, и взору Евы предстало огромное болото, в котором находились люди. — А знаешь, почему? Потому что им важен лишь внешний вид дороги, а то, что она разваливается, не успеют они положить следующий кирпич, их не волнует. Ты думаешь, это лишь моя фантазия? Нет: в аду это наказание для тех, кто всю жизнь прожил благими намерениями, но так и не исполнил ни одного. Для тех, кто обещал свернуть горы, но их обещания оказались напрасными. Для тех, кто жил красивыми фразами и прикрывал ими свою пустоту.

Чёрные крылья встрепенулись, и изображение пропало, рассеявшись в воздухе цветным дымом; некоторое время перед глазами девушки ещё стояли силуэты сгорбленных, изнеможённых людей, а затем она сказала: «Вы плохо думаете о людях. Мы не идеальны, да ведь и нет в мире совершенства. Среди моих знакомых я не смогла бы назвать хотя бы одного действительно плохого… Таких нет. Во мне живёт стойкое ощущение, что все эти грехи существуют параллельно нашему миру, потому что я никогда не встречала в людях, например, уныния или гордыни».

Комнату снова наполнил низкий раскатистый смех, и смех этот был недобрый.