По словам Кронда, мы здесь могли задержаться дня на три. С учетом этой вполне достоверной информации, я основательно потрудился над нашим спальным местом. Устроив под голову седло, постелил на землю три теплых одеяла и еще два притащил от купца. После чего срубил пару небольших деревьев с густой кроной и пристроил их так, чтобы они хорошо закрывали нас от любого ветра. Получился своеобразный шалаш, гарантировавший хороший сон (будто он у меня раньше был плохим). Правда, со стороны можно было решить, что я старался как можно лучше прикрыть наше место от посторонних глаз, чтобы никто не увидел, чем мы занимаемся с Солиной. Я, честно говоря, даже не придал этому значения, но расхрабрившийся Дол указал мне на столь досадный промах, причем такими словами, что от моего оглушительного хохота из леса выпорхнула испуганная стая птиц. Отсмеявшись, я, все еще всхлипывая, похлопал опешившего Дола по плечу и срубил еще парочку деревьев, чтобы прикрыть наше спальное место еще лучше. Знал бы я, чем все это обернется, то… вообще бы отгрохал мини-дом. Но тогда я этого не знал и поэтому ограничился тем, что уже сделал.
Когда я, наконец, закончил устройство нашего своеобразного лежбища, до ужина еще было далеко, поэтому я решил, что, пока есть свободное время, не мешало бы поближе познакомиться с полем. Полчаса я буквально лазил вдоль поля, тыкал палкой, кидал камни, даже забросил на проходящую через поле дорогу пойманную белку (вернее, здешнюю ее разновидность), в общем, вел себя как дикарь, нашедший пистолет. Пистолет, который для дикаря громко бахает, но вот чем, как и почему, совершенно непонятно. Точно так же и я вел себя с этим полем, втайне надеясь окончательно не уподобиться дикарю и не нажать на курок, глядя при этом в дуло пистолета. Из-за этой мысли я был очень осторожен, по крайней мере, это я считал, что осторожен, но, видимо, остальные думали как раз наоборот. Я увлекся «разглядыванием дула», в результате чего совершенно забыл, что, помимо меня, в этом мире и именно в этом же самом месте есть кто-то еще. Впрочем, Солина, схватившая меня за руку, об этом живо напомнила. Видимо, она уже давно наблюдала за мной, даже отвлеклась от близнецов ради этого дела.
— Хисп, пожалуйста, не надо ничего пробовать, — обеспокоенно говорила Ушастая, пытаясь оттащить меня подальше от поля. — Даже из моего народа погибли очень многие, пытаясь разгадать загадку этого поля.
Я уж, было, хотел, как обычно, отшутиться и продолжить свои эксперименты на грани самоубийства, но она так искренне за меня волновалась, что я проглотил очередную свою плоскую шуточку и произнес совершенно другое:
— Ушастая, не надо за меня волноваться.
Видя, что такие сухие слова на нее совершенно не возымели действия, я вернулся к своей обычной манере общения:
— Ушастая, я тебе совершенно искренне говорю: волноваться за меня не надо — это вредно! Причем не для меня, а для тебя. Нервы — штука интересная, но, к сожалению, очень слабая, так что только зря их потратишь. Причем совершенно бесполезно. Чувство самосохранения у меня ниже плинтуса, но, пока ты рядом со мной, помирать я не собираюсь. — Увидев, что ее глаза как-то странно блеснули при этих словах, я тут же поспешил добавить: — Иначе то, от чего я тебя спас, обязательно с тобой случится. Причем, если люди Варда тебя не тронут, то другие с превеликим удовольствием. Так что, ты лучше иди и продолжай учить близнецов, тем более что помирать на пустой желудок — просто кощунственно, и до ужина я точно буду живой.
Эльфийка в ответ на мое ерничество лишь тяжело вздохнула и, отпустив мою руку, вернулась к близнецам. Обратившись снова к полю, я принялся опять изучать то место, где погибла лошадь Солины. От нее уже ничего не осталось. Не было даже малейшего признака, что пару часов назад именно на этом месте был свеженько нарезанный труп. Ни примятой и поломанной травы, ни самих останков, даже следов от копыт — и тех не было. Хотя, если смотреть на землю рядом с полем, эти самые следы виднелись ясно, но только до края поля, после — не было ни одного. Создавалось ощущение, что лошадь просто исчезла. Как бы улетела. Поняв, что так я ничего путного не узнаю, я пошел искать еще какую-нибудь живность, тем более что белка с поля выбралась совершенно живой.