Читаем Присяга простору полностью

Присяга простору

Книга стихов поэта, классика отечественной поэзии ХХ века Евгения Евтушенко. В сборник вошли стихи 1953-1977 гг.

Евгений Александрович Евтушенко

Поэзия / Стихи и поэзия18+

Евгений Евтушенко

Присяга простору


СКАЗКА

О

РУССКОЙ

ИГРУШКЕ

В. А. Косолапову

По разграбленным селам

шла Орда на рысях,

приторочивши к седлам

русокосый ясак.

Как под темной водою

молодая ветла,

Русь была под Ордою,

Русь почти не была.

Но однажды, — как будто

все колчаны без с т р е л, —

удалившийся в юрту

хан Батый захмурел.

От бараньего сала,

от лоснящихся жен

что-то в нем угасало —

это чувствовал он,

И со взглядом потухшим

хан сидел, одинок,

на сафьянных подушках,

сжавшись, будто хорек.

Хан сопел, исступленной

скукотою томясь,

и бродяжку с торбенкон ·

ввел угодник толмач.

3

В горсть набравши урюка,

колыхнув животом,

«Кто такой?» — хан угрюмо

ткнул бродяжку перстом.

Тот вздохнул («Божья м а т е р ь, —

то Батый, то князья...»):

«Дел игрушечных мастер

Ванька Сидоров я».

Из холстин дыроватых

в той торбеике своей

стал вынать деревянных

медведей и курей.

И в руках баловался

потешатель сердец —

с шебутной балалайкой

скоморох-дергунец.

Но, в игрушки вникая,

умудренный, как змий,

на матрешек вниманье

обратил хан Батый.

И с тоской первобытной

хан подумал в тот миг,

скольких здесь перебил он,

а постичь — не постиг.

В мужичках скоморошных,

простоватых на вид,

как матрешка в матрешке,

тайна в тайне сидит..,

Озираясь трусливо,

буркнул хан толмачу:

«Все игрушки тоскливы.

Посмешнее хочу.

Пусть он, рваная нечисть,

этой ночью не спит

и особое нечто

для меня сочинит...»

4

Хан д о б а в и л, икнувши:

«Перстень д а м и коня,

но чтоб эта и г р у ш к а

просветлила меня!»

Д у м а л В а н ь к а про волю,

про судьбу про свою

и кивнул головою:

«Сочиню. П р о с в е т л ю».

Ш м ы г а л носом он грустно,

но явился в свой срок:

«Сочинил я игрушку,

В а н ь к о й- в с т а н ь к о й н а р е к».

На кошме не кичливо

в с т а л простецкий, не з л о й,

но д р а з н я щ е качливый

м у ж и ч о к у д а л о й.

Хан п р и ж а л его п а л ь ц е м

и л а д о н ь ю помог.

В а н ь к а- в с т а н ь к а п о п а л с я.

В а н ь к а- в с т а н ь к а прилег.

Хан свой п а л е ц о т д е р н у л,

но силен, хоть и м а л,

в а н ь к а- в с т а н ь к а задорно

снова на ноги в с т а л.

Хан игрушку с р а з м а х а

вмял в кошму сапогом ·

И, зпобея от с т р а х а,

з а к л и н а л ш е п о т к о м.

Хап сапог отодвинул,

но, д е р ж а с ь за бока,

пи т. к а- в с т а н ь к а вдруг вынырнул

из-под носка!

Хан попятился г р у з н о,

Р у с ь и русских к л я н я;

« Д а, у ж эта игрушка

просветлила меня...» .

5

Хана страхом шатало,

и велел он скорей

от Руси — от шайтана —

повернуть всех коней.

И, теперь уж отмаясь,

положенный вповал,

Ванька Сидоров—мастер

у дороги л е ж а л.

Он л е ж а л, отсыпался —

руки белые врозь.

Василек между пальцев

натрудившихся рос.

А в пылише прогорклой,

так же мал да удал,

с головенкою гордой

ванька-встанька стоял.

Из-под стольких кибиток,

из-под стольких копыт

он вставал неубшый —

только временно сбит.

Опустились туманы

на лугах заливных,

и ушли басурманы,

будто не было их.

Ну, а ваньк^ остался,

как остался народ,

и душа ваньки-встаньки

в каждом русском живет.

Мы — народ ванек-встанек,

Н а с не бог уберег.

Н а с давили, пластали

столько разных сапог!

Они знали: мы — ваньки,

нас хотели покласть,

а о том, что мы встаньки,

вабывали, платясь.

6

$

Мы — народ ванек-встанек.

Мы встаем — так всерьез.

Мы от бед не устанем,

не поляжем от слез...

И смеется не вмятый,

не затоптанный в грязь

мужичок хитроватый,

чуть пока-чи-ва-ясь.

1963

1

ГЛУБИНА

В-

Соколову

Будил захвоенные дали

рев парохода поутру,

а мы на палубе стояли

и наблюдали Ангару,

Она летела озаренно,

и дно просвечивало в ней

сквозь толщу волн светло-зеленых

цветными пятнами камней,

Порою, если верить глазу,/

могло казаться на пути,

что дна легко коснешься сразу,

лишь в воду руку опусти.

Пусть было здесь немало метров

но так вода была ясна,

что оставалась неприметной

ее большая глубина.

Я знаю: есть порой опасность

в незамутненное™ волны,

ведь ручейков журчащих ясность

отнюдь не признак глубины.

Но и другое мне знакомо,

и я не ставлю ни. во грош

бессмысленно глубокий омут,

где ни черта не разберешь.

И я хотел бы стать волною

реки, зарей пробитой вкось,

с неизмеримой глубиною

·и каждым камешком насквозь!

1952

8

Д а л ь п р о ш т о п о р е н а д ы м о м т о р о п л и в ы м.

П ы л у п о е з д а от п ы л и не у п а л.

К а к п р и ш п о р е н н ы й, о н ш п а р и т п о н а п л ы в а м

п а р о в о з а м и о ш п а р е н н ы х ш п а л.

В о к о л е с и ц е к о л е с б е с т о л к о в ы х,

что ни с т ы к, с т у ч а бойчее и б о й ч е й,

он влетает в к о п о ш е н и е т о р г о в о к,

в звон д ы м я щ и х с я на с т о л и к а х б о р щ е й.

И з у з л а к р и ч и т, в ы с о в ы в а я с ь, у т к а,

н а к у в ш и н е виснет пенки б а х р о м а.

Т о р м о з а с к р и п я т, и — д а в е ш н я я ш у т к а:

«Надевай, р е б я т а, в а л е н к и — . З и м а ! »

Н а д с п е ц о в к а м и и с х о д я т з в о н о м б у с ы,

Т а м д е в ч а т а, у л ы б а я с ь м о р я к а м,

под вагонами просматривают буксы

и п о х л о п ы в а ю т поезд по б о к а м .

О б д а в а я все шипением г о р я ч и м,

он опять идет, в з д ы х а я г л у б о к о.

П а с с а ж и р ы з а б ы в а ю т вмиг п р о с д а ч у

Перейти на страницу:

Похожие книги

В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза