Присяга простору

и р а с п л е с к и в а ю т в беге м о л о к о.

О н идет, д о м а г у д к а м и б е с п о к о я,

м и м о с т а н ц и и З и м а в д ы м у г у с т о м.

П о мосту гремит н а д пенистой О к о ю

и с к р ы в а е т с я в т а й г е, вильнув х в о с т о м.

Г д е з е л е н ы е в е р ш и н ы, с л о в н о п и к и,

он один с т а й г о й, и б о л ь ш е н и к о ю .

М ы и д е м, п о д н я в ш и с ь с у з е н ь к о й т р о п и н к и,

в д а л ь п о р е л ь с а м, е щ е т е п л ы м о т н е г о.

Н а ш и м ы с л и в с л е д з а п о е з д о м с т р е м я т с я.

В с л е д г л я ж у и н а г л я д е т ь с я н е м о г у.

С о р о к пятый г о д.

Н а м п о т р и н а д ц а т ь.

М ы идем з а синей ягодой в т а й г у.

Ч т о н а м д о м а , г д е и тесно и н е л о в к о,

г д е изучено д о м е л о ч и ж и л ь е?

Г д е прихвачено на д в о р и к а х к веревкам

д е р е в я н н ы м и п р и щ е п к а м и б е л ь е?

Г д е н а у л и ц а х п о л н о с о л о м ы к о л к о й,

где все л е т о, под п р о х о ж и м и б у г р я с ь,

только с в е р х у з а с ы х а я черствой к о р к о й,

9

прогибается, покачиваясь, грязь?

В свежем сене под навесом только душно.

Что с того, что в дряхлой крыше синь видна,

где июльский месяц тонок, словно д у ж к а

у опущенного в озеро ведра!

Мы в жару, фырча, купаемся в протоках,

поезд взглядом провожая у высот,

с нетерпеньем снова думая про то, как

он и нас в большие дали увезет.

Мы потом пройдем по улицам вот этим,

оглядим и каждый двор и каждый дом.

Все, что было незаметным, — мы заметим

и всю цену незаметного поймем.

От дорог больших мы так отяжелеем,

паровозами разбитыми кренясь,

и себя мы горько-горько пожалеем,

потому что не ж а л е л о время нас.

Мы напрасно свои корни обрубили,

мы напрасно от тайги оторвались. ,

Собирались мы по ягоды другие,

4

а на волчьи невзначайно нарвались.

Но пока, сверкая, рельсы вдаль струятся.

Рыжий лось трубит составу вслед в логу.

Сорок пятый год.

Нам по тринадцать.

Мы идем за синей ягодой в тайгу,

1953

А.

И.

Дубинину

Откуда родом я?

Я с некой

сибирской станции Зима,

где запах пороха и снега

и запах кедров и зерна.

Какое здесь бывает лето?

Пусть для других краев ответ

10

з в у ч и т н е очень-то у ж л е с т н о:

н и г д е т а к о г о л е т а н е т!

И д и в т а й г у с б е р д а н к о й у т р о м,

но не б е р и к б е р д а н к е п у л ь.

Л ю б у й с я выводками уток

и л и с л е д и п о л е т к о с у л ь,

Иди п о г л у б ж е. Б у д ь с м е л е е.

К а к птица п е в ч а я, с в и с т и.

А повстречаешься с медведем —

е г о б р у с н и к о й у г о с т и.

Б р у с н и к а с т е л е т с я и м л е е т,

к р а с н о с в е т я с ь п о с о с н я к у.

У к а ж д о й пятнышко белеет

т а м , г д е л е ж а л а , — н а б о к у,

А г о л у б и ч н ы е п о л я н ы!

В них с т о л ь к о синей ч и с т о т ы!

И чуть л и л о в ы и т у м а н н ы

о т я ж е л е н н ы е к у с т ы.

П у с к а й тебе себя подарит

м а л и н ы целый дикий с а д .

П у с к а й в г л а з а тебе у д а р и т

черносмородиновый г р а д.

П у с т ь к о с т я н и к а л ь н е т, м е р ц а я.

П у с т ь вдруг обступит сапоги

к л у б н и к а п ь я н а я, л е с н а я —

ц а р и ц а я г о д всей т а й г и,

И ты у в и д и ш ь, н а к л о н и в ш и с ь,

в л о г у з е л е н о м г д е- н и б у д ь,

к а к в алой мякоти клубничной

желтеют зернышки ч у т ь- ч у т ь.

Н у а к а к о й она б ы в а е т,

зима на станции З и м а ?

З д е с ь и п у р ж и т, з д е с ь и б у р а н и т,

и заметает здесь д о м а .

11

Но стихнет все, и, серебристым

снежком едва опушена,

пройдет надменно с коромыслом,

покачиваясь, тишина.

По местной моде, у лодыжки

на каждом валенке — цветы,

а в ведрах звякают ледышки,

и, как ледышки-холодышки,

глаза жестоки и светлы.

На рынке дымно дышат люди,

Здесь мясо, масло и мука

и, словно маленькие луны,

круги литые молока.

А ночью шорохи и шумы.

Гуляет вьюга в голове.

Белеют зубы,' дышат шубы

на ошалевшей кошеве.

И сосны справа, сосны слева,

и визг девчат, и свист парней,

и кони седы, будто сделал

мороз из инея коней!

Лететь, вожжей не выпуская!

Кричать и петь, сойти с ума,

и — к черту все!.. Она такая —

зима на станции З и м а!

Я958

···

Пахла станция Зима

молоком и кедрами.

Эшелонам пастухи

с лугов махали кепками.

Шли вагоны к фронту

зачехленно, громыхающе.

12

Сколько было грозных молчаливых верениц!

Я был в испанке синенькой,

кисточкой махающей.

С пленкою коричневой

носил я варенец.

Совал я в чью-то руку с бледно-зеленым якорем

у горсада с клумбы сорванный бутон

или же протягивал

полный синей ягоды

из консервных банок спаянный бидон.

Солдаты желтым сахаром меня баловали.

Парень с зубом золотым

играл на б а л а л а й к е.

Пел: «Прощай, Сибирюшка, ладкий чернозем!»

Говорил: «Садись, пацан, к фронту подвезем!»

На фуражках звездочки

милые, алые.

Уходила армия, уходила армия.

Мама подбегала,

уводила за фикусы.

Мама говорила: «Что еще за фокусы!

Куда ты собираешься?

Что ты все волнуешься?»

и предупреждала —

«Еще навоюешься.,.»

За рекой Окою ухали филины.

11|>о войну гражданскую

мы смотрели фильмы»

О, как я фильмы обожал

про Щорса, про Максима,

и был марксистом, видимо,

хотя не знал м а р к с т м с ,

13

Я писал роман тогда, и роман порядочный,

а на станции Зима

голод был тетрадочный.