Присяжный заседатель

– Если у вас есть проблема, я должен обсудить ее в присутствии окружного прокурора и представителя защиты.

– Нет!

– Что, простите?

– Я должна поговорить с вами наедине. Больше никто не должен здесь присутствовать.

– Наедине?

– Да.

Она открывает сумочку и достает письмо, написанное под диктовку Джулиет.

– Еще раз повторяю: вы не можете разговаривать со мной наедине, – говорит судья. – И письма вашего читать я не стану. Лишь в присутствии обеих сторон.

Судья решительно хлопает ладонями по столу.

Энни пятится назад. Да, он с ними заодно.

Естественно. Денег у них сколько угодно, что им стоит подкупить какого-то судью?

– Что вы хотите мне сказать? Что я делаю ошибку? -спрашивает она.

– Мэм, если я правильно помню, я пытался освободить вас от этой обязанности. Однако вы были настойчивы. Вы хотели попасть в число присяжных. Так?

Она кивает.

– То вы согласны, то вы отказываетесь. Теперь у вас проблема, и вы не хотите, чтобы представитель защиты знал, в чем она состоит. Вы ведете себя неправильно. У адвоката есть право знать о ваших мотивах. Ведь речь идет не о каком-нибудь малозначительном процессе. Обвиняемый подозревается в убийстве. Итак, вы хотите, чтоб я пригласил защитника?

Судья берется за телефонную трубку и смотрит на нее. Энни убирает письмо назад в сумочку.

– Нет, я передумала.

Она пятится назад, потом поворачивается и выходит.

Славко сидит на полу своего кабинета. Время – три часа дня. Он пишет поэму, которая называется “Хреновая жизнь”. Первое стихотворное произведение, и такая творческая удача. Славко с удовольствием перечитывает написанное, потом тянется за бутылкой “Джима Бима”. Бутылка где-то слева, но голову повернуть невозможно, поскольку поворачиваться налево она не желает. Направо тоже. Левая рука натыкается на коробку из-под вчерашнего ужина. На ужин Славко ел готовое китайское блюдо. Проклятая коробка прилипла к руке и не желает отлипать. Но Славко справляется с этой проблемой: трясет рукой и коробка отлетает в сторону как миленькая.

Придется все-таки повернуть голову. Где же бутылка?

Рассеянно облизывая испачканную руку, Славко еще раз перечитывает поэму.

ХРЕНОВАЯ ЖИЗНЬХреновая жизнь, а?Хреновее некуда, а?

Что молчишь, дерьма ты куча,Или язык прикусил?Хреновее просто не придумать.А ты думал, она станет лучше?Хотелось бы ответить на этот вопрос,Но это совершенно невозможно.Гудит проклятый грузовик,За каким-то фигом въезжает во двор!Как все они мне надоели.Все куда-то едут, зачем-то гудят.Гудят ужасно громко, житья от них нет.Автомобильный клаксон – наш национальный гимн,

Гимн всей моей жизни.Господи, ну и хреновая же жизнь.Вот какая поэма.Джулиет, я собирался не посылать эту поэму тебе,Но теперь у меня появилась новая девушка,Которой я тоже могу ее не послать.

Интересно, сколько нужно стихотворений, чтобы получить Нобелевскую премию? Допустим, человек написал всего одну поэму, но она гениальная, тогда как?

Где-то у него еще оставались кукурузные хлопья.

Ага, вот они – под столом. Вполне можно подкрепиться. Однако выясняется, что в пакет забрался таракан, здоровенный такой тараканище. Кушает, подкрепляется, шевелит усами. Ладно, приятель, я следующий.

Сначала накорми гостя.

В окно льется солнечный свет. Хорошо бы его выключить, к чертовой матери. Но свет не выключается, да тут еще кто-то начинает колотить в дверь.

Идиоты, неужели они думают, что я отзовусь? Вы, мужики, совсем спятили.

К сожалению, мистер Черник не принимает сегодня никого, кто размером больше таракана. И, пожалуйста, без мордобоя – у меня сегодня выходной. С мордобоем приходите завтра.

Дверь со скрипом открывается – ну, естественно, он, идиот, забыл ее запереть.

Это Сари.

Славко морщится.

У него в кабинете все перевернуто вверх дном, запах, как на помойке. Ну и пусть. Нижняя челюсть приятного черно-синего цвета с оттенком зелени. Нос похож на раздавленную дыню, которую оставили в холодильнике месяца на два. Оба глаза заплыли, на рубашке крошки, пятна крови, виски и китайского соуса.

Слава Богу, хоть ширинка застегнута. Есть чем гордиться.

Сари смотрит на него, разинув рот.

– Ой, извините, я не знала…

Она быстро обводит взглядом картину побоища.

– О Господи, что стряслось?

Не девочка – картинка. Надо приговаривать к смертной казни того, кто опечалил ее прелестные глазки столь непристойным зрелищем. Чернику очень стыдно, он с удовольствием сейчас умер бы.

Но от унижения до гнева всего один шаг.

– По-моему, я не предлагал вам войти, – рявкает он.

– Что с вами случилось?