Пристрастие к смерти

Женщина развернулась к ней лицом и с неожиданной горячностью произнесла:

– Нет, я хочу совсем не этого. Я хочу, чтобы она мучилась, жарилась на вечном огне, жила в страхе. Хочу, чтобы она была опозорена. Хочу, чтобы ее арестовали и пожизненно заточили в тюрьму. Хочу, чтобы она умерла. Ничего этого, конечно, не будет. И самое ужасное, что себе я причиняю больше страданий, чем могу причинить ей. Раз я вам позвонила и пообещала прийти, то должна была это сделать. Но он ведь поведал мне обо всем по секрету, он мне доверился, он всегда мне доверял. А теперь ничего не осталось, не осталось ни одного воспоминания о нашей любви, которое не было бы омрачено болью и чувством вины.

Кейт увидела, что она плачет. Плачет беззвучно, не всхлипывая, но из исполненных ужаса застывших глаз слезы струились непрерывным потоком по изнуренному лицу и полуразомкнутым дрожащим губам. Было что-то пугающее в этом безмолвном горе. Нет на земле мужчины, подумала Кейт, который стоил бы таких мук. Она испытывала одновременно сочувствие, беспомощность и раздражение, которое скорее всего было вызвано легким презрением. Но сострадание взяло верх. У нее не было слов утешения, но она могла, по крайней мере, сделать нечто практическое – пригласить Кэрол к себе на чашку кофе перед тем, как они расстанутся. Она уже было открыла рот, но передумала. Эта женщина не подозреваемая. Даже если бы были основания для подозрений, у нее надежное алиби: в момент смерти сэра Пола ее не было в Лондоне – тем вечером она с кем-то встречалась. Однако предположим, что Кэрол придется давать показания в суде. В этом случае любой намек на приятельство, взаимопонимание между ними может отрицательно повлиять на отношение обвинителя. Более того, это может отрицательно сказаться на собственной карьере Кейт. Такая сентиментальная ошибка с ее стороны наверняка порадовала бы Массингема, узнай он о ней. Но вопреки всему Кейт словно со стороны услышала свои слова:

– Я живу здесь неподалеку, на той стороне улицы. Пойдемте выпьем кофе.

Войдя в квартиру, Кэрол Уошберн механически двинулась к окну и долго молча смотрела в него. Потом перешла к дивану и стала разглядывать висевшую над ним картину: три треугольника, частично перекрывавших друг друга, – бурый, ярко-зеленый и белый. Почти безразлично спросила:

– Вы любите современное искусство?

– Я люблю экспериментировать с формой и цветом и, поскольку не могу позволить себе покупать картины, пишу сама. Не думаю, что это искусство, но мне они нравятся.

– Где вы учились рисовать?

– Я просто покупаю холст и масляные краски и учусь сама. Маленькая спальня у меня – что-то вроде студии. В последнее время, впрочем, на рисование времени не хватает.

– Весьма недурно. Мне нравится структура полотна.

– Я это делаю, прижимая ткань поверх красок, пока они не высохли. Это самое легкое, труднее всего для меня – ровно класть мазки.

Она ушла в кухню молоть кофе. Кэрол последовала за ней и равнодушно наблюдала, стоя в дверях. Дождавшись, когда Кейт выключит кофемолку, вдруг спросила:

– Почему вы пошли работать в полицию?

Кейт поборола искушение ответить: «В основном по тем же причинам, по которым вы выбрали для себя государственную службу. Мне казалось, что я смогу справиться с этой работой. Я амбициозна. Хаосу предпочитаю порядок и иерархию». Потом она поняла, что Кэрол не интересуют ответы – ей важно задавать вопросы, чтобы хоть робко прикоснуться к чужой жизни.

– Не хотела сидеть в кабинете, – ответила Кейт. – Искала профессию, которая позволяла бы хорошо зарабатывать с самого начала и давала перспективу повышения. Еще, думаю, мне нравится мериться силами с мужчинами. В полицейской школе, где я училась, мужчины эту мою идею не приветствовали. А для меня это было дополнительным стимулом.

Кэрол ничего не сказала, но некоторое время внимательно смотрела на Кейт, потом вернулась в гостиную, а Кейт, возясь с кофеваркой, ставя на поднос чашки с блюдцами и тарелку с печеньем, вспомнила свой разговор с мисс Шеперд, их школьным консультантом по профориентации.

– Мы надеялись, что ты замахнешься повыше – на университет, например. У тебя ведь две отличные отметки и одна хорошая по результатам экзаменов повышенного уровня.

– Я хочу начать зарабатывать.

– Это понятно, Кейт, но ты будешь получать полную стипендию, подумай. Перебьешься.

– Я не хочу перебиваться. Я хочу иметь работу и собственное место в жизни. Университет – это три потерянных года.

– Время, потраченное на образование, никогда не бывает потерянным, Кейт.

– А я и не отказываюсь от образования. Я могу заниматься самообразованием.

– Но женщина-полицейский… Мы так надеялись, что ты изберешь нечто более, скажем, общественно значимое.

– Вы хотите сказать – более полезное?

– Скорее более связанное с основополагающими человеческими проблемами.

– Не знаю ничего более основополагающего, чем способствовать тому, чтобы люди не боялись ходить по улицам своего города.