Прицел наведен

– Ладья, – ответил Грант, присматриваясь к попытке Грега изобразить на земле шахматную фигуру.

– Хорошо. Самые важные фигуры?

– Ферзь и король.

– Ладно, парень, азы ты уже давно выучил. Не будем больше повторять. Дальше сложнее, – заверил его Грег, кивнув головой. – Продолжим урок завтра.

Грег поставил кулаки на землю, собираясь подняться, но голос Гранта остановил его попытку избавиться от роли учителя.

– Нет. Время ещё есть. Мы можем продолжить сейчас.

Грег снова оперся на сетку, устало прикрыв глаза:

– Ты так сильно хочешь победить Риккардо?

– Это всё, чем я сейчас живу, – не задумываясь, ответил Грант. Он повернул голову в сторону шумной компании, которая расположилась на железных трубах. Латиноамериканец Риккардо затейливо улыбнулся Гранту, будто бы ощутил его взгляд на себе.

– Пусть будет по-твоему, Доминик, – выдохнул Грег, вновь схватившись за свой нож, как за указку.

Грант с непониманием на лице насупил брови, вновь сосредоточившись на действиях Большого Грега.

– Грант, – поправил он.

Грег махнул рукой, поджав губы:

– Возраст – помеха памяти.

Грант кивнул, больше не углубляясь в то, почему именно этим именем он его назвал. Глаза Грега на мгновение заискрились радостью, будто луч воспоминаний огрел его душу.

– Терминов в шахматах очень много. Я расскажу тебе несколько лазеек, которые, возможно, тебе очень помогут. Начнем, – он приподнял подбородок. – Вилка – это ход, после которого под боем оказываются несколько фигур противника. И запомни, наибольшее значение имеет та вилка, когда под боем оказывается король.

Грант кивнул, демонстрируя, что запомнил, хотя все многочисленные ходы, и всё, что дополняет их, казались китайским языком для человека, который впервые его слышит. Слишком сложно, когда на руках нет шахматной доски и реальной практики. Он должен лишь включить мозги и внимать каждому слову Грега, запоминая все значения. И только ночью перед сном можно повторять конспект, записанный в голове.

– Это ловушка, приводящая «попавшуюся» сторону к неизбежной потере ферзя или другой фигуры, – тараторил без перерыва Грег, не меняя интонацию. Грант сравнил его голос со старинными радиостанциями, которые когда-то оповещали о новостях.

– Что я только что сказал, Грант? – недовольно бросил Грег, наконец-то меняясь в лице.

Грант очнулся от своих мыслей, резко распахнув глаза и уставившись на учителя:

– Вилка – это ловушка, приводящая…

– Нет! Это «капкан». Ты не слушаешь меня!

Грант тяжело выдохнул, понимая, что вид внимательного ученика был весьма неубедительным:

– Извини. Продолжай. Я слушаю, честное слово.

Грег возмущенно фыркнул, насупившись, но вопреки своему недовольству продолжил более суровым и отчётливым тоном:

– Очень эффективное средство ограничения подвижности фигур и пешек соперника называется «блокада». Для осуществления…

– Блокада? – перебил его Грант, заинтересовавшись новым термином. – Когда ты останавливаешь действия противника? Это блокада?

– Да. Очень сильное средство.

– Я запомню, – проговорил Грант.

***

Наше время

Умиротворённая Одри посмотрела в окно и вздохнула. Чувство глубочайшего спокойствия охватило целиком, накрывая её, словно мягким одеялом. Она неосознанно улыбнулась, наблюдая, как светлеет небо в этот ранний час. Солнце вот-вот взойдет и прогонит дремучую ночь. Одри мечтала лишь об одном, чтобы и в её жизни тьму также победили лучи света. И единственным, что Грант не мог у неё забрать, была надежда. Надежда на то, что она когда-нибудь станет по-настоящему счастливой.

– Ты спишь? – тихо спросил он, не увеличивая скорость и передвигаясь по полупустым дорогам медленнее, чем всегда.

– Нет, – ответила Одри, всё ещё не отводя взгляда от утреннего неба. – Почему ты дал мне в руки заряженный пистолет?

Грант улыбнулся, глядя прямо перед собой:

– Хочешь сказать, я должен был бояться, что ты застрелишь меня?

– Да, – ответила она, обняв себя и обхватив локти ладонями.

Утро выдалось прохладным. Теплую и бывшую бы весьма кстати кожаную куртку Гранта она не приняла. Он и не настаивал. Кажется, Грант свыкся с мыслью, что она будет противоречить каждому его слову, будет идти против всех его действий. Она непокорная пленница, находившаяся в его власти лишь телом, но не душой.

– Мы оба знаем, что я способна сделать это, – напомнила Одри, повернувшись к нему, чтобы видеть каждое изменение в его лице.

Грант улыбнулся. В этой красивой улыбке не было злорадства или его коронного высокомерия. Он казался довольным, и это всё, что можно было понять.

– Знаю. Но ещё я хорошо помню твои извинения после нереализованного выстрела в мою грудь, – с этими словами всё вернулось на круги своя. Самодовольная ухмылка снова озарила его хитрое лицо.

Одри закатила глаза, переводя взгляд на дорогу.

– Стоит списать такую реакцию на шок, – она косо посмотрела на него и добавила: – Мне ведь впервые довелось стрелять в человека, который в свою очередь является серийным убийцей.

Грант прикусил нижнюю губу, ни капли не встревоженный её замечанием:

– Досадно.

– Досадно? – вспыхнула Одри, резко повернув голову в его сторону. – Это всё, что ты можешь сказать?