Прицел наведен

Одри замерла, открыв рот, не скрывая шока на своем возмущённом лице. Нет, это сверхнаглость. Из его уст привычно слышать колкости, но сейчас Грант перешёл все границы. Она не просто негодует, она закипает так сильно, что, кажется, огонь отражается в её глазах.

– Гарсиа, как ты можешь? – бросила она то единственное, что могла произнести сейчас.

Если не скрывать правду, то его прикосновения были, и правда, очень приятными, но лишь тогда, когда Одри не знала, кто он. Но нельзя было отрицать и того, что она так сладострастно наслаждалась его близостью, когда он стоял сзади, прижимаясь сильной грудью к её спине, обхватывая её дрожащие руки и помогая спустить курок на картонную мишень самого себя.

– Прости, правда иногда бывает такой возмутительной, – наигранно скривился Грант.

Одри нажала на кнопку, резко распахнув настежь дверь:

– Удачи в новых преступлениях, Доминик!

Он улыбнулся, проследив за тем, как она быстро вышла из машины, готовясь демонстративно громко захлопнуть дверь.

– Благодарю, солнышко, – ответил он, опуская голову, чтобы она видела его улыбчивые глаза. Ничего не заденет Одри больше, чем его несерьёзное восприятие её слов. И ему слишком сильно нравилось наблюдать за нарастающим раздражением на милом красивом личике.

Одри ускоряя шаг, направилась к дому, всё ещё не веря, что это правда. Доминик Хардман, тот самый бесчестный преступник смиловался над ней и отпустил из своего плена. Если это не очередная его игра, она будет удивлена больше, чем когда-либо. Нет, он точно что-то задумал. Такой жестокий человек, как он, не может сделать добрый поступок без нужного для него фактора.

Она услышала позади звук заводящегося мотора. Понимая, что Грант уже отъезжает от дома, Одри и сама не поняла, зачем пошла ещё быстрее, задрав подбородок, как будто это был последний шанс показать, что ему не удалось её сломить.

Одри остановилась на пороге и обернулась назад, мельком посмотрев вслед черной спортивной машине. Уже можно представить его хитрую потешную ухмылку, когда она, как обиженный ребенок, направилась со всех ног в сторону первого дома, который увидела. И даже не задумывалась: в правильном направлении идет или нет. Все её мысли были заняты лишь тем, как уйти от Гранта с высоко поднятой головой.

Это было, наверное, так нелепо, что Одри стукнула себя ладонью по лбу, на несколько секунд замирая в таком положении.

Успокоившись, она дернула ручку двери. Она забыла, что должно быть заперто. Сделав глубокий вдох, Одри громко начала стучать кулаком по двери, чтобы отец смог на втором этаже услышать о неожиданном приходе гостя.

Отец. Эта тема для Одри сейчас была наиболее важной. То, как обидел её Грант, никогда не сравнится с тем, как вольно собственный папа подставил под удар. От преступника стоило ожидать злодеяний, но только не от отца. Сам того не желая, он кинул её в огонь, не пытаясь его потушить. Лишь разжигая пламя, он смотрел, как медленно угасает его дочь.

Руки Одри предательски задрожали, как только она увидела, что ручка двери опускается, и дверь молниеносно распахнулась. На пороге стоял ошарашенный Билл в ночных шортах и футболке. Он смотрел на дочь, как на привидение. Его карие добрые глаза, казалось, повлажнели.

Одри пыталась понять, почему не бросилась ему на шею, как мечтала сделать за всё время пребывания в логове Блокады. Она смотрела на него и чувствовала лишь, как что-то скребет внутри. Будто подсознательный голос говорил ей ни на шаг не приближаться к отцу.

Билл отошёл от удивления. Быстро переступая порог, он заключил Одри в крепких любящих объятиях.

Одри закрыла глаза, радуясь, что отец жив и здоров. Грант не причинил ему вреда. И теперь, когда она наконец-то в этом удостоверилась, смогла буквально вырваться из рук отца и молча зайти в дом.

Билл с непониманием проследил за тем, как Одри безмолвно сняла обувь и направилась в гостиную. Он опустил взгляд, осматривая абсолютно незнакомые ему босоножки дочери.

Билл поспешно прошел за ней, нахмурившись:

– Этот подонок купил тебе новую одежду?

Одри присела на диван, всматриваясь в одну точку на картине, где был изображен Бетховен.

– Не хочешь спросить, как я себя чувствую? – ровным голосом проговорила она, приподнимая одну бровь. – Может, меня голодом морили. Может, причиняли физическую боль. Почему первое, что тебя волнует, – это моя новая одежда?

Билл округлил глаза, всё ещё не понимая, что не так с его милой дочкой. Что заставило её стать такой бесчувственной по отношению к своему отцу?

– Прости, это, безусловно, очень важно. Но всё же одежду ты эту выбросишь. Нам от Хардмана ничего не нужно!

Одри закатила глаза и после нескольких секунд размышления сорвалась с места, будто атлет, которому нужно пробежать дистанцию по треку.

Она побежала наверх, перескакивая ступеньки. Билл рванул за ней, бурча себе под нос проклятия, адресованные Доминику Хардману, который довел его девочку, кажется, до сумасшествия.

– Господи, Одри, что происходит? – тревожно спросил он, останавливаясь на пороге своей комнаты.