Притворная дама его величества

Но затем я отметила, что с Пьером нужно держать ухо востро. Он подвел меня к какой-то двери, что-то проговорил на незнакомом мне языке, и, так как я не понимала ни слова, снизошел до того, что эту дверь приоткрыл и легонько меня толкнул. Я решила не сопротивляться, уверенная, что ничего смертельного мне пока не грозит, и оказалась права. И я не успела осмотреться и оценить, как выглядит общественный туалет в королевском дворце, как дверь открылась снова и я очень четко увидела, что Пьер впихнул следом за мной какую-то тощую, как половинка воблы, девицу.

— Ваша милость, — вобла сделала неаппетитный книксен. — Я сейчас принесу вашей милости все, что ей потребно. 

Удивительно, но Пьер ее беспрепятственно выпустил, хотя точно не слышал ни ее слов, ни мой ответ, к тому же я промолчала. Я же проводила взглядом какую-то даму в пышных юбках и измученно уставилась на ряд кабинок с деревянными стульчаками.

Общественный туалет в королевском дворце впечатления на меня не произвел. Ни хорошего, ни плохого. Чисто, что нельзя сказать о части туалетов на моей покинутой родине. Дверей у кабинок нет, темновато, но что здесь рассматривать, в конце концов. Бумаги нет — но было бы странно ее увидеть. Кажется, здесь можно даже сидеть нормально, а не в позе орла…

Кто-то мучился животом в дальнем углу и сдержанно, болезненно стонал. Я посчитала, что лучше всего сделать вид, что я ничего не слышу. У меня у самой нарисовалась проблема, о которой следовало задуматься… прямо сейчас.

Пьер, молодой, вряд ли старше меня, то есть Маризы, и скорее всего безродный, как и я, прощелыга, очень быстро сообразил, в чем причина моего состояния. Это значит, подумала я — и неприятный холодок свернулся где-то под голодным желудком — у него было много материала для наблюдений. Герцогиня де Бри, старая сводня, исправно поставляет в этот дворец юных барышень на потеху вельможам и королю. А сопоставить нервозность и перемену настроения с днями, когда барышня для утех непригодна, в состоянии даже клинический идиот.

Это была очень плохая новость. Если бежать, надо решаться как можно скорее, пока Пьер не изучил меня достаточно, чтобы предугадать какие-то действия. Я предпочла считать его все же умнее, чем он, возможно, на самом деле был. Плюс наличия у Пьера мозгов в голове я нашла моментально — еще несколько дней меня не потребуют ни в чью постель, у меня есть запас времени. Главное — за эти дни не сделать Пьера своим врагом.

Хлопнула дверь, вошла женщина — по виду скорее служанка, в руке она держала изящную посудину, напоминавшую соусник. Я вздохнула — кто-то демонстративно понес испорченное блюдо в сортир, но когда женщина непринужденным жестом опрокинула соусник над стульчаком, я признала — те, кто приобретал в Европе такие посудины, от лени не слишком вдаваясь в подробности, а кто-то и по незнанию языка, совершенно напрасно подавали в них гостям кулинарные изыски. 

Моя девица едва не столкнулась с выходящей из туалета мадам с соусником.

— Вот, ваша милость. 

Моя милость оценила заботу. Эти тряпки были, по крайней мере, никем не использованными. Я поморщилась, думая, как указать девице на выход, стеснительной я никогда не была, жизнь отучила, но…

Стон из угла раздался сильнее, и что мне показалось странным… нет, не показалось. Это был стон сильной боли, и кто-то пытался его заглушить, кусая руку или, может быть, ткань.

— Стой, — приказала я служанке, которая уже собралась было выйти. — Иди-ка сюда.

С этими словами я решительно сунула ей тряпки. Конечно, мне было нужно все себе поменять, но сначала — узнать, что там происходит. Такой стон вряд ли кто-то будет издавать потому, что наелся той же дряни, что и я последние несколько дней.

Девушка, совсем молодая, лет двадцати пяти, очень полная и бледная, затянутая до невозможности в узкий корсет, в красивом — очень красивом платье! — сидела на краю… назовем это сооружение «стульчаком», решила я, привалившись к стене, отвернув лицо, и я видела, что из прокушенной губы стекает кровь.

Черт. Чем тут могут заболеть люди? Да чем угодно. Девушка явно была нездорова.

— Эй! — тихонько окликнула я. Девушка даже не повернула ко мне головы. — Мадам? Вы в порядке?

Я оглянулась через плечо и увидела круглые, словно плошки, глаза служанки. Не в первый раз здесь на меня уже так смотрели. 

— Это графиня ди Мареццо, — прошептала служанка. — Вы бы… оставили ее, ваша милость.

— Что? — опешила я. — Ты в своем уме? Ты же видишь, ей очень плохо! Доктор тут есть хоть какой-нибудь?

— Она не скажет вам за это спасибо, — очень уверенно и невероятно тихо произнесла в ответ служанка. — Я помогу вашей милости поменять…

— А, черт! — воскликнула я. Да, сменить мои тряпки надо было срочно. Найду вату, решила я, не найду, так изобрету, скручу тампоны, сил моих нет. И как мне ни страшно было оставлять несчастную барышню, минут десять пришлось потратить на посещение чистого, хвала мирозданию, стульчака и проклятые подвязки с трусами.