Привал на Эльбе

В палату принесли завтрак. Сестра приготовилась было кормить больного, но Галина Николаевна взяла у нее из рук тарелку и ложку. Она вытерла мокрым полотенцем лицо больного, причесала его кудри, подставила к койке маленький низкий столик с завтраком и начала кормить. Михаилу было неловко от такого внимания. Он, смутившись, проговорил:

— Галина Николаевна, зачем тратите столько времени на меня?

— Затем, что вы защитник родины, старый мой знакомый и друг Виктора Кузьмича.

— Спасибо.

Михаила растрогали слова врача. Они вызывали в казаке чувство гордости.

— Пока отдыхайте, — сказала Галина Николаевна. — Я пойду готовиться к обходу.

После обхода она опять зашла побеседовать с Михаилом, принесла свежих черешен. Казак хотел возразить: разве у нее нет другого дела, как только заботиться о нем?

Дел, конечно, много у врача. Она присутствует при сложных операциях, нередко делает их сама, руководит хирургическим кружком, каждую неделю готовит доклад о новинках медицины, работает над интересной диссертацией и еще находит время бывать возле своего «особого» пациента…

— А когда вы спите? — спросил Михаил, дослушав рассказ Галины Николаевны о ее работе.

— Сплю нормально, семь часов. Профессор Благоразов говорит мне: самое главное в работе, особенно научной, организация своего труда. По его совету я действую, и все идет своим чередом.

— Доктор, разрешите сказать. Я прошу не нянчиться со мной.

— Доктор? — переспросила Галина Николаевна. — Вы что, не знаете моего имени?

— Знаю, четыре года знаю, но я хочу, чтобы сейчас вы были только врачом.

— Хорошо, но больше вы не должны указывать врачам.

Михаил не нашелся, что возразить. Если действительно врач не шутит, то придется молчать. Но Галина Николаевна обернула все в шутку. Она опять заговорила об их общих знакомых. С печалью вспомнили о погибшем Элвадзе, которого уже никто не увидит; о нескромном добряке Тахаве…

Под конец Маркова спросила больного, чем он хочет заняться здесь, в институте.

— Читать книги о Германии, русские военные учебники. Я позавидовал майору Пермякову, когда он рассказал о своей учебе на курсах.

— Хорошо, — одобрила Галина Николаевна желание казака заниматься. — Я скажу, чтоб вам подобрали литературу.

Потянулись будни в хирургическом институте. Скучновато было отлеживаться, но казак не роптал. Он жил надеждами на хороший исход операции, мечтал снова вернуться в строй. Это вдохновляло его, тянуло к книгам. С утра до вечера он читал книги о прошлом и настоящем Германии, перелистывал учебники по тактике, военной технике, с замиранием сердца слушал сводки Информбюро о продвижении наших войск.

Иногда он думал о Вере. Прошел месяц почти, а от нее никакой вести. Мысли были удручающие, когда он представлял, что милой белоруски, может, уже нет в живых. Но верить в плохое не хотелось, и казак рисовал себе радостные картины. Вот они на Дону, бредут по зеленеющим лугам…

Мечты казака вдруг превращаются в слова, строчки. Кажется ему, будто Вера пишет письмо. Михаил шепчет, складывает воображаемые слова в знакомые строчки:

«Улыбнись своей невесте, улыбнись, родной. Скоро, скоро будем вместе, мой казак донской».

Часто Елизаров беспокоился о своей руке: сможет ли он снова вернуться в строй? Галина Николаевна отвечала утвердительно, но старалась не говорить на эту тему.

— Что вы скрываете от меня? Чего я не должен знать? — тревожно спрашивал Михаил.

— Спокойно, больной, — внушительно сказала она. — Бойцу не обязательно знать, как нарезывается дуло винтовки. Важно, чтобы оно стреляло хорошо. Вам тоже не обязательно знать, как сделана операция, о которой мы говорили с профессором. Важнее то, чтобы пальцы держали клинок. А держать они будут, должны…

Слова «должны» с новой силой всколыхнули тревогу казака. Но Галина Николаевна перебила тягостные думы больного. Улыбаясь, она сказала:

— Дайте слово, что вы спляшете: я получила письмо от Веры.

— Жива! — радостно крикнул Михаил. — Разрешите, сейчас пущусь в пляс.

— Сейчас не разрешаю. Слушайте, — начала читать Галина Николаевна. — «Виктор Кузьмич сообщил мне, что Михаилу возвратят руку. Галя, ты не представляешь мою радость: Миша опять вернется в строй. Какими словами мне благодарить наших Хирургов? Милому казаку скажи, что я скоро напишу ему письмо. Поцелуй его за меня. Вера». Это поручение я не выполню. Пусть сама поцелует.

— Что это значит? — вдруг помрачнел Михаил, схватив здоровой рукой письмо. — Это не ее почерк.

Галина Николаевна не знала почерка Веры, не знала, что письмо написано не ее рукой. У нее у самой возникла тревога. Видимо, что-то неладное произошло со знакомой белоруской. «Может, ранена рука».

Михаил немного успокоился: что бы там ни случилось, Вера жива, раз она попросила отправить письмо. Они снова встретятся и тогда уже никогда не станут разлучаться. Почему так нескладно получается? Тогда, после мучительного плена, больше года ничего не знал о ней, считал погибшей. Теперь тоже жуткая загадка. Может, Вера без рук? Будь проклята война!