Привал странников

– Значит, я – деятель периода застоя. – Смирнов встал, хромая, подошел к окну, закурил. – А то, что меня на пенсию выкинули, когда я в Азии копнул поглубже?

– Не надо было тебе туда ехать.

– Так послали, приказали и послали. Сейчас там вон как шуруют. А я начинал, понимаешь, я начинал! И в награду заработал пулю в колено и отставку.

– Кто это помнит, Саня?

Смирнов вернулся к столу, разлил по рюмкам, поднял свою:

– За прошедшую нашу жизнь, Алик. – И выпил. А Алик не выпил и сказал:

– Даю бесплатные советы. Во-первых, сними орденскую планку, чтобы о прошлом не жалеть. Во-вторых, пиджачок и брючки, в которых приехал, никогда не надевай. А в-третьих… Пойдем-ка…

Алик опять вывел Смирнова на балкон и спросил:

– Что видишь?

– Перестройку, – мрачно догадался Смирнов.

Внизу был милый скверик, и за сквериком выстроились двухэтажные, с заколоченными дверями и окнами дома, терпеливо ждавшие капитального ремонта.

– Ответ неправильный, – голосом экзаменационной машины оценил Алик. А все потому, что смотришь не туда. Смотреть надо не туда, где еще собираются перестраиваться, а туда, где уже перестроились. Смотри вон туда!

И Алик жестом фальконетовского Петра указал левее, где в угловом домике поселилось кооперативное кафе. Домик тот был весело выкрашен, чисто вымыт, затейливо наряжен занавесками, тентом и вывеской, на которой славянской вязью, белым по голубому было написано: "Привал странников".

– Каких еще странников? – поинтересовался Смирнов.

– Все мы странники в этом мире, – пояснил смысл названия предприятия общественного питания Алик и продолжал: – А ты что – хуже? Представляешь, вывеска: "Частное сыскное бюро полковника МУРа в отставке А. Смирнова "Всевидящий глаз". Или лучше: "Всевидящее око". А, полковник в отставке?

– Дурак ты, Алька, – решил Смирнов и рассмеялся. Направились было на кухню – продолжать, но залихватский, оглушающе пронзительный бандитский свист с фиоритурами снизу остановил их. Глянули через балконное перильце вниз.

Облокотившись о серо-белые "Жигули"-восьмерку, стоял оранжево-голубой волосатый плейбой Роман Казарян и смотрел вверх.

– Что свистишь? – приструнил его Алик и пригласил: – Поднимайся.

– Чего я у тебя не видел? А тут заведение, в котором я никогда не был. Спускайтесь, обновим "Привал странников".

– Там не подают, – сказал Смирнов.

– А вы наше с собой прихватите. Надеюсь, наше-то у вас есть?

– Ты за рулем, – напомнил благоразумный Смирнов.

– Разоримся, – заметил Алик.

– Не твоя забота. Я сегодня богатый. – Казарян приложил руку к сердцу и к карману, где хранил богатство.

– Обожди малость, штаны надену, – сдался наконец Алик.

Смирнов, Казарян и Алик (в штанах) вошли в кооперативное кафе "Привал странников". С улыбкой на устах их встречал усатый здоровенный официант.

– Добро пожаловать! – возликовал он.

– Я тебя знаю, – сказал ему Казарян. – Ты бармен из "Космоса". Здесь что, выгоднее?

– А я – здесь и там, – охотно объяснил официант. – Там день отдежурю и на два – сюда.

– Значит, выгодно и здесь, и там, – понял Казарян и приказал: Устраивай-ка нас.

– Прошу.

Он просил их в зал. Они туда и последовали. Старинной обнаженной кладки кирпичные стены, пол из тяжелых мореных досок, двумя сводами синий с золотыми звездами потолок.

– Красиво как! – оценил интерьер Смирнов, усаживаясь за деревянный стол (в тон полу). – Вот что значит старина!

Казарян, который уже уселся, потыкал пальцем в стену. Кирпич прогибался под пальцем.

– Старина эта хлорвиниловая. Производство отдела декоративно-технических сооружений киностудии "Мосфильм". А ничего, смотрится!

– И все остальное – такая же липа? – спросил Алик.

– Зачем же? По полу – ходить, за столом – сидеть, на эстраде – петь. Надо полагать, все из настоящих досок. Так, работник сферы обслуживания? потребовал подтверждения Казарян.

– Однозначно, – согласился официант и напомнил: – Жду ваших распоряжений.

– Забыл я, как звать-то тебя, – капризно заявил Казарян.

– Денис.

– Что предложишь нам, Денис?

– Осетрина-фри, свежайшая телятина, жульены грибные, из вырезки, с ветчиной…

– Мило. Тащи все.

– Не съедим, Рома, – испугался Смирнов.

– Не съедим, так слопаем, – решил Казарян. – Тащи.

Алик поставил на стол две бутылки из-под минеральной воды, в которые он предусмотрительно перелил коньяк, и объяснил официанту:

– Мы своей водички с собой принесли, так что рюмочки бы не помешали.

– Будет сделано, – заверил официант и, ничего не записав, удалился. Казарян посмотрел на эстраду, где сиротливо стояло несовременное пианино, и сказал:

– Сыграть вам, что ли, по старой памяти? – и негромко начал отчаянную из Высоцкого:

Где мои семнадцать лет?

На Большом Каретном!

Где мой черный пистолет?

На Большом Каретном!

Допел всю песню, спрыгнул с эстрады, уселся за стол, обеими руками растер лицо.

– Жалеешь, что из МУРа в кино переметнулся? – спросил Смирнов.

– Нет, – ответил Казарян. – Глядя на тебя – нет.

– Зачем ты меня так, Рома? – тихо укорил Смирнов.

– А ты меня зачем так?