На самом деле я говорю заплетающимся языком что-то вроде: «Ну то есть я так
У Инге хватает скромности пропустить мимо ушей последнее наблюдение, и она просто пристально смотрит на меня, спрашивая:
– Вы в своем уме?
«
К счастью, вопрос Инге оказывается риторическим.
– Дети находятся дома только потому, что детские сады и ясли на этой неделе закрыты, – объясняет Инге. – На один из религиозных праздников, которые никто уже не отмечает, но при этом все закрывается, и мы едим особые пироги. У нас их много – праздников и пирогов. А так бы я не согласилась, чтобы они находились здесь все время!
Чуть подумав, она добавляет:
– К тому же им на пользу общение. Пока они не ходят в школу, они учатся, играя с другими детьми. Кроме того, мне нравятся животные, я не против готовки и пишу диссертацию ради себя. Это важно. Как у нас говорят: «Надевайте кислородную маску первыми».
– Это традиционное высказывание викингов? – вылетает у меня изо рта, прежде чем я успеваю подумать.
– Нет. Традиционные викинги вряд ли пользовались кислородными масками и куда-либо летали, – отвечает она терпеливо, пока я мысленно прикладываю ладонь к лицу. – Это современное высказывание викингов. Оно говорит о том, что прежде чем заботиться о других, нужно в первую очередь позаботиться о себе.
Наступает странная тишина, пока я усваиваю эту мысль.
– И все? – недоверчиво спрашиваю я наконец. – Это и есть ключ ко… всему этому?
– Это и есть ключ, – говорит она.
– И вы не совершенны? – бормочу я. Как идиотка.
– Не совершенна. И никто не совершенен в реальном мире.
Она делает очередной глоток пива, оглядывая меня с ног до головы.
– Поймите, я не стану утверждать, что это легко – но говорю, что это того стоит. Жить по-настоящему, я имею в виду.
С этими словами она встает и стягивает лайкровые леггинсы с одного бока.
– Посмотрите.
– Видите? Вот здесь.
Она показывает на переплетенье серебристо-белых зубчатых линий в верхней части своего бедра.
– О, у вас растяжки…
– Нет, у меня боевые шрамы, – поправляет она меня, нежно проводя пальцем по узорам, похожим на рисунок березовой коры, словно по своей неотъемлемой части. – Боевые шрамы
Я волнуюсь, что из-за нынешнего своего состояния к утру буду помнить не все, о чем мы говорили сегодня.
Свеча перед нами начинает моргать, и Инге, не отрывая взгляда от меня, вытягивает руку и гасит дрожащее пламя голой ладонью.
Потом она подтягивает штаны, переливает остатки своего пива в стакан и выпивает залпом, а затем говорит:
– Помните: надевать кислородную маску первой.
Мне хочется. Правда-правда. Но как женщина, смертельно уставшая от предъявления улучшенной версии себя окружающим на протяжении четверти столетия, я не совсем представляю, как именно нужно заботиться о себе.
Я твердо решаю взять на заметку все драгоценные мудрые мысли, которые выскажет эта женщина.
– Кто хочет десерт? – спрашивает она.
Вспоминая Магнуса и ягоды, мы четверо слегка морщимся при мысли о «сладком», но Инге уверяет, что при приготовлении этого пудинга не было сорвано ни одной ягоды.
– Отто сделал торт!
– Он еще и печет? – хлопает руками Триша по своему декольте и добавляет: – Погодите, сейчас приглажу вставшие дыбом волоски на руках.
– Он посыпан морской солью и шоколадом, и еще он экспериментировал с апельсиновым вкусом, – уточняет Инге, ставя угощение на стол.
Лакомство получилось неплохим. Действительно неплохим. Оно слегка напомнило мне шоколадно-апельсиновый десерт, который я однажды прикончила под рыданья в туалете на Рождество. До сих пор помню сочетание соленых слез, дешевого шоколада и искусственного ароматизатора со вкусом апельсина. Мама тогда как раз призналась мне, что это будет ее последнее Рождество, но сказала, что мне нужно быть сильной, что мы продолжим жить как ни в чем не бывало и что не нужно говорить Мелиссе. Поэтому мне пришлось говорить по душам с кондитерским изделием.