На голове у нее тюрбан в стиле кинозвезд 1960-х, в одной руке шумовка, в другой нечто похожее на стакан «Кровавой Мэри», но я настолько рада, что она заговорила со мной, что держу свои наблюдения при себе.
– М-мм, спасибо, – отвечаю я робко.
Руки и ноги у меня словно налиты свинцом, все болит – то ли от напряжения, то ли от алкоголя, а то ли от того и другого, я точно сказать не могу. Хотя стук в голове и пересохший рот говорят о том, что пиво здесь сыграло далеко не последнюю роль.
Марго разминает квадрицепсы у стены и выглядит очень свежей после пробежки, отчего я начинаю ощущать себя еще более разбитой. К каждой ноге Инге прилепилось по ребенку, и еще один катается верхом у нее на плечах, обвивая шею. В одной руке у нее ягненок, а в другой миска, которую она ставит на стол, после чего избавляется от своего потомства и приказывает им помочь ей с завтраком. Дети подчиняются без малейшего ропота и послушно выполняют задание, пока она кормит ягненка из бутылочки.
– Снесено этим утром! – сияет Марго. – Я собрала их сама!
Она смотрит на Инге, ожидая одобрения, но ничего не получает, поэтому добавляет:
– Смотрите, от них еще идет пар!
Если честно, то мысленный образ того, как мое сваренное всмятку яйцо еще час назад вылезало из задницы какой-то ободранной курицы, мне немного неприятен.
– Вы всегда завтракаете при свечах? – спрашиваю я Инге.
– Да, – просто отвечает она и добавляет: – А вы слышали о
– А кто в наши дни не слышал?
Я хотела сказать это мысленно, в своей голове, но, судя по выражению лица Инге, сказала это вслух.
– Дело тут не в свечах, но с них неплохо начинать, – говорит она. – Остальное нужно прочувствовать. Со временем, к концу недели, вы прочувствуете.
Несмотря на раскалывающуюся голову, я почему-то ей верю.
Тут передо мной появляется ребенок (Виллум?) с буханкой ржаного хлеба и огромным зубчатым ножом. Я уже усвоила, что ножи и дети – это допустимое сочетание для викингов. Поэтому минут пять я спокойно наблюдаю за тем, как от буханки отрезается ломоть, а потом еще целую вечность нарезается на кусочки, которые можно макать в огненного цвета желток. Но вкус того стоит, и я с жадностью поглощаю все.
– Как там Магнус? – бормочу я с набитым ртом.
– Ну как обычно… для Магнуса, – отвечает Инге. – Еще пару стаканов настоя кумина – и будет в порядке.
Я киваю.
– А где Мелисса?
Когда утром я наконец-то набралась храбрости посмотреть на верхний ярус кровати, он оказался пуст. Я предположила, что она уже встала, как и все остальные. «Как обычно встала бы я, – подумала я с некоторым чувством протеста.
– Мелисса? – поднимает голову Триша. – А ты не знаешь?
– Нет.
– Мы тоже! – Марго делает несколько выпадов, продолжая разминаться после пробежки.
Она выглядит дьявольски прекрасной и даже слишком счастливой, чтобы ее трогала какая-то разворачивающаяся на заднем фоне драма.
– Я не слышала, чтобы она приходила вчера вечером, – говорит Инге, и внутри меня потихоньку зарождается тревога.
Вчера Мелисса не на шутку разозлилась, но я подумала, что через пару минут она остынет. Возможно, даже буквально, если учитывать температуру нескольких предыдущих ночей.
Однажды вечером накануне школьных экзаменов Мелиссой овладел приступ саморазрушения, и она исчезла с двумя литрами отцовского домашнего сидра в бутылках из-под «Фанты». Мне пришлось прочесать ближние парки, держась подальше от бомжей и пьяных подростков (мы выросли в городке с традицией употребления алкоголя несовершеннолетними), пока я не нашла ее под горкой на детской площадке. Она сидела и всхлипывала. Я притащила ее домой и заставила выпить пинту воды, после чего тихо уложила в кровать – тайком, чтобы отец не заметил.