Привязанность

— Вы прямо как мальчишка — так интересуетесь всеми этими способами передвижения. — Джин нравилось его слушать. Марк никогда ничего по-настоящему не рассказывал ей о своей работе: «щадил ее», по его выражению. Ей же совсем не хотелось, чтобы ее щадили. — А что такое я слышала о Клио? — спросила она, зная, что Дэн получил приз за свой фильм на церемонии награждения работников рекламы: за лучшую социальную рекламу, в дополнительном списке участников. Марк говорил, что Дэн работал над ним в свободное время, pro bono[48], и его отобрали для следующей кампании, организуемой Комитетом содействия женщинам.

— Вы его видели? — Он смотрел на нее искоса, пуская дым из угла рта, в сторону от нее.

— Нет пока, — сказала она извиняющимся тоном, прикидывая, сколько ему лет. — Но уверена, что увижу.

— Он лишь местами менее тоскливый, чем старый, — сказал он. — Знаете, тот, где размытый, черно-белый, где какая-то девка одной рукой прижимает к глазу кусок мяса, а другой — набирает номер службы спасения. У моей-то девчонки мобильник, синяков нет, и набирает она текстовое сообщение. Предполагается, что вам вспоминается старая реклама — и все та же старая проблема. Но моя модель, она фотогенична, к тому же снято все в цвете и в очень резком фокусе — ну, вот это все и решило. Девчонку видно во всех подробностях, — он рассмеялся, подавляя кашель.

— Что ж, это в точку, я уверена. И это полезно, — сказала она через силу. Его описание не показалось ей сколько-нибудь примечательным — теперь во всех рекламах, которые она видела в Лондоне, изображалась привлекательная девушка, набирающая на мобильнике какое-нибудь сообщение. — Домашнее насилие тщательно прячут, верно? Отсутствие следов не означает отсутствие насилия.

— Совершенно верно, миссис Хаббард. Такое могло бы случиться хотя бы вон с той девчонкой, — он кивнул в сторону грудастой рыжей девицы, всовывавшей монеты в сигаретный автомат.

Опять «миссис Хаббард». Может, это просто из-за того, с чем согласны все: Джин — это одно из самых отвратных имен. Совсем рядом с Милфред — или, если на то пошло, с Филлис. Джин посмотрела на рыжеволосую, потрясенная тем, что у девицы с такими формами хватило наглости натянуть такой тугой и мягкий свитер, розовый к тому же, то есть цвета, для рыжих практически запрещенного законом. Во всяком случае, она слишком уверена в себе, чтобы стать жертвой грубого обращения, думала Джин, не отрывая от нее взгляда. Пухлая девица подняла взгляд, словно почувствовав, что они говорят о ней, и улыбнулась, обнажив десны и крупные зубы. Она по-детски помахала рукой Дэну, который подмигнул ей в ответ, после чего повернулся к Джин.

— Еще полпинты?

Джин посмотрела на часы — четверть пятого.

— Хорошо, — сказала она. — Вы ее знаете?

— Да, мэм. Ширли. Наша самая последняя практикантка, всего три месяца как в седле. Вас представить?

Но девушка в розовом уже как сквозь землю провалилась. Дэн пожал плечами, как если бы это не превышало того, чего в наши дни можно ожидать от практиканток, и направился к стойке. Заведение заполнялось молодыми офисными работниками, которые, словно в школе, тянули вверх руки, пытаясь привлечь внимание бармена. У многих же рабочий день заканчивается так рано, подумала она, сама испытывая желание уйти и сожалея о том, что пиво уже заказано. Но в обществе Дэна было неплохо. Она осознала, что впервые за целый день ее ничто не раздражало.

Допустим, он немного дерзок, но ей нравилась эта его уверенность, которая, по видимости, была не столько им усвоена, сколько присуща ему от природы, как его усеченные гласные и широкая, спортивная стойка, как его чернильные волосы и большая выступающая челюсть, как его длинный, тонкий нос с резко выраженной переносицей. Дэн говорил, как Тед Хьюз, вот как звучала его речь. Собственно, он был немного похож на этого великого северного барда — на Теда Хьюза до той поры, когда жизнь покрыла его волосы сединой. Джин, на мгновение смутившись, что он заметит, как она его изучает, посмотрела на свои промокшие замшевые сапожки, которые она надеялась вернуть к жизни, энергично поработав щеткой. У Дэна, заметила она, были очень широкие ступни и крепкие, чуждые элегантности башмаки, которым было наплевать на дождь и на то, как они выглядят.

— В вас что-то изменилось, — сказала она. — Когда мы в последний раз виделись? На рождественской вечеринке? — Когда она обследовала его лицо, он смотрел прямо на нее. — А, вот оно что: очки. Вы перестали носить очки.