Привязанность

Джин было все равно — она полагала, что эта серия может стать для нее последней.

Потому что недавно, после того как познакомилась с Брюсом МакГи в Центре разведения в неволе, она предложила серьезной английской газете статью об исчезающей популяции пустельг на Сен-Жаке. Редактор выказал живой интерес, и во время ленча с Макеем эта поддержка обеспечивала ей постоянный приток внутренней энергии. Это было подобно трепету адюльтера, и она не могла удержаться от мысли: пряча что-то у себя в рукаве, ни с кем этим не делясь, можно помочь себе выдержать долбежку буден. Если в газете опубликуют ее материал, она сможет уйти из «Миссис», уйти от Макея, который почти двадцать лет был ее основным спонсором — стражем, как это ни парадоксально, ее независимости. Но она не вполне готова была уволиться. Перед их отъездом на Сен-Жак она подслушала на рождественской вечеринке, как заместитель Марка одарил молодую работницу, хотевшую попытать свое счастье в качестве танцовщицы, таким советом: «Не бросай постоянной работы». Вероятно, он был прав. Но как можно в свободное от работы время выяснить, танцовщица ты или нет? Является ли преступлением или, может быть, грехом закапывать свои таланты в землю?

— По греху в месяц. С точки зрения здоровья, — добавила она для большей убедительности, полагая, что управится и с колонкой, и с пустельгами, ведь лунного света у миссис Мунлайт все равно не убудет. Макей, скорее всего, никогда даже не просматривал газету, отличную от таблоида. Она воспользуется своей девичьей фамилией, Уорнер, пускай себе ее собственный агент говорит, что она «либо Джин Хаббард, либо никто».

Хотя в меню, к сожалению, не было borsa della nonna, Джин порадовалась, увидев, что ее блюдо

penne e formaggio al forno — попросту говоря, макароны с сыром, или то, что Филлис привыкла называть обедом Крафта — стоит 22 фунта 50 пенсов. Она не могла уйти до кофе, а потому собиралась вместо кофе обычного заказать серьезный десерт: шоколадный мусс каппучино (16 фунтов 50 центов). Когда его подали, она вспомнила великолепную сумку Ионы. Охваченная еще не угасшим сожалением о своих упущенных возможностях, которое возникло в книжном магазине, она жаждала вырваться из силовых полей роскошных, словно мусс, товаров и даже давних подруг. Ей не терпелось вернуться к дочери, оказаться дома в Кэмдене, где красить волосы в розовый цвет до сих пор считалось клевым, а вместо «круто» можно было говорить «классно».

Снаружи шел сильный дождь, но ничто не могло заставить ее мешкать. Макей не пожелал дать чаевых девушке в гардеробной и теперь моргал и тужился, просовывая руки в рукава полушинели, которая была для него слишком мала; он был похож на чайку, пытающуюся взлететь из лужи разлившейся нефти. Выходя через вращающуюся дверь, Джин едва ли не чувствовала, каких усилий воли стоило ему удержаться от того, чтобы притиснуться к ней сзади, а когда она повернулась, чтобы попрощаться, то увидела в его выкаченных глазах соразмерное желание вознаградить себя за проявленное самообладание — жирным и влажным поцелуем в губы. За жирными и влажными губами последовал жирный и влажный язык. Все кончилось, прежде чем Джин успела вознегодовать, и она, бросившись по Эйлбмарль-стрит, завопила и замахала рукой при виде чуда — свободного черного такси, давая слово не давать себе думать об этом снова, никогда.

И она поклялась, что если газета опубликует ее материал о пустельгах, то она бросит свою работу, что бы за этим ни последовало. Она наконец осознала этот опасный факт: «Миссис» был не просто скучным, основанным на успешной формуле журналом, возглавляемый редактором с извращенным мозгом размером с горошину, он был идеальным средством выражения отвердевшего склада ума порабощенной им ведущей колонки. Ей надо прекратить быть этой самой «Миссис». Она знала, что Иона и Элли удивились бы тому, что она просто не ополчилась на Марка. Но ведь они его не любили. Выдвигать справедливые претензии легко, куда труднее любить людей, даже когда они так мало этого достойны. Продолжала ли бы она любить Викторию, если бы та подделывала чеки своей матери, или превратила дом на Альберт-стрит в бордель, или тайно приняла индуизм и вышла замуж за своего бой-френда в Мумбаи? Надеялась ли бы сама Вик, что будет прощена и любима?