Прививка совести

— Аха! Его папка ещё студентом придумал, для команды КВН университета. Пригодился? — на золотом геральдическом щите — кирзовый сапог, из голенища которого торчит остроносый молоток. Юмористы…

Художник чуть дёргается. Словно ему дунули в ухо. Знакомым движением руки обхватывает корпус коммуникатора… Палец отбивает неслышимую дробь. Поднимает взгляд на восторженно разглядывающую подарки девчушку.

— Кх-хм! Это… Тут пришёл запрос из банкетного зала Ферт-оф-Форт. Мария Романовна, у вас есть любимое блюдо?

И без того не маленькие глазищи барышни окончательно становятся круглыми.

— Аха! Жареная картошка, с салом!

Парень деловито кивает. Палец пляшет на кнопке… Совершенно серьёзно поясняет.

— Там проблема — английский король не любит русского сала… Пожалеем монарха? Бекон — он тоже почти сало, но с прослойками мяса.

Кот, заинтересованно слушающий гастрономический разговор, солидно вякает:

— Мря!

— Ты тоже так думаешь? — Маша, само великодушие, машет рукой, — пускай жарят с беконом. Раз уж лично король… — и, окончательно осмелев, спрашивает, — А хлебный квас в Англии есть? Люблю…

Поверила! Провожаем пару взглядами до портала. Высокий ладный парень одной рукой несёт смешной старомодный чемоданчик. С фамильными сокровищами свежеиспечённой баронессы Хантли… С недавно выглаженными рубашками давно ставшего легендой человека. Второй — ведёт его же маленькую дочь. Ту самую баронессу, от геологии. По пятам, важно распушив толстый как полено хвост, шествует чёрный котище. Люди уезжают в XVIII век… У портала Маша оборачивается, машет нам пакетом с майкой:

— До свидания!

Чёрная гладь кляксы снова дёргается рябью… Виктор, не разбирая дороги, отшвыривая ногами части упаковочных контейнеров, шагает прямо к нам, растрёпанный и мрачный. С размаху плюхается на жалобно пискнувшую кушетку.

— Я туда, — резкий жест, в сторону портала, — уже не хочу! Отпустите меня домой! — чуть не всхлипнув… — Пожалуйста! Они злые…

Так и есть, осмелел, пригрелся и начал трепать языком… Владимир с Викой, как-то подобравшись, вдруг распрямляются.

— А конкретно?

— Что, мне тоже пальцы ломать будете? Раз всё кончилось — «скрипач не нужен»? Они же… к нам относятся, будто к лабораторным крысам! Захотят, за ухом почешут, молока в блюдечко нальют, захотят — отравой выморят, укусишь — растопчут ногами. Если я не такой как они — так уже и не человек? Если без оружия, типа дитё несмышлёное, без права голоса? Гады! Можно подумать, кроме их правды, другой и на свете нет!

Тут уже не выдерживаю я.

— Ты что несёшь?

— Ага, и вы с ними, заодно! А я, может быть, так не могу, не хочу!

— Что случилось, можешь ты объяснить, наконец? Ребята, может он голодный?

— Да сытый я, сытый! Разве, чайку, в горле пересохло.

Точно спорил до хрипоты. Вика поднимается…

— Сейчас организуем, то и это. Ты, главное, никуда пока не уходи! — почти моментально возвращается с упаковкой полевых рационов (во, снабжение работает!) и никелированным сооружением с водой и встроенным подогревателем. Выставляет на столешницу. Повторяет, — Никуда не уходи. Я сейчас!

Виктор с сосредоточенной злостью сверлит взглядом закипающий чайник…

— Григорий Иванович, ну ведь скажите, ведь всё в мире продаётся и покупается? Надо только предложить за товар правильную цену? Справедливо? Почему они другие? Почему они со мной так? Какая между нами разница?

Хороший вопрос, однако. Взрослеет парень.

— Кхе-хе. Когда, в 1980 году, мне было столько же, сколько тебе сейчас, таких вот апологетов всеобщей продажности и правильной цены, было принято спрашивать — «А ты сам, за сколько денег в рот возьмёшь?» Заметь, народ чётко делился на тех, кто над этим вообще не задумывался, и на тех кто заранее знал ответ… — слышится обиженное сопение… Надо подсластить пилюлю, — Думаешь, ты первый проблемой озаботился? Или думаешь, что они, на нас, примитивно тренируют рвотный рефлекс? Не льсти себе… Кому мы вообще нужны? Даже, как источник расходного материала, для практических занятий и лабораторных работ по прикладной этике… Просто они нашли эталон для сравнения. Заповедник сволочи…

Виктор взрывается:

— Сами, чем лучше? Почему они с самого начала не сказали, что у них коммунизм? Получается — тоже врали!

— А ты бы им поверил?

— Ну, может быть…

— Спорим, не поверил бы? Для тебя ведь, коммунизм — это зеки в стёганках с номерами, спящие в бараке, жрущие баланду и, по свистку надзирателя, катающие тачки в границах страны, огороженной колючей проволокой с пулемётными вышками. Жалкие, голодные и забитые… Измученные дефицитом и очередями… Похожи они на «совков» из такого анекдота?

Виктор опирается подбородком на ладони. На пухлых щеках вдруг прорезаются от углов рта морщины.

— Не! Они, на других «совков» похожи. Которых мы каждое лето по старым траншеям собираем… Тоже упёртые! Ладно бы, если их под пулемётами заградительных отрядов в бой гнали. Но, они же сами, в полный рост, на пулемёты бежали! Так до сих пор и лежат рядами. Руки перед собой тянут. Вперёд на Берлин! Из 1941 года…

Вопрос Владимира звучит как выстрел.

— По-твоему, это плохо? Тогда уточни, что именно?