Чем ритмический взмах эпизода –
Мы опять у начала времён!
Ночью полной с синицей возился.
Хоть журавль у кровати стоял.
Да, не в небе летал и не снился,
На меня и синицу косился,
От синицы меня отвлекал.
В январе этот финт приключился
(Люты стужи январские в ночь!)
Утром я к журавлю обратился –
Он сквозь щели в окно просочился,
Не желая синице помочь.
Но помог! Ведь когда на синицу
Я вниманье опять обратил,
Нет синицы! Однако ресница
На подушке осталась от птицы.
Так открытие я совершил.
Был поэт и философ доныне –
И в момент орнитологом стал.
Толку нету в пустой писанине,
А наука о птицах – твердыня,
Всем пернатым в ресницах сигнал.
Вот задумался крепко и репу
Я в январскую ночь зачесал.
Что хочу я: журавль чтобы с неба
Прилетел (не духовная скрепа!)
Иль синиц чтоб полк в руки попал?
О муках нечеловеческих
НОЧНЫЕ УЛИЦЫ
Возвращаясь под утро с разбитым лицом,
Сам себе я не раз представлялся ларцом,
Пострадавшим от грубого взлома,
Проигравшего войска последним гонцом,
Но не мужем-отцом, не глупцом-подлецом,
Где был я, там нет места другому.
Есть на улицах города смерть-фонари,
Они светят снаружи, видны изнутри.
Где их крылья и в чём их победа?
Кто под ними живёт, тот уже не живёт,
Он – слоистая грязь, он – коричневый лёд,
А я тот, кто про это проведал.
Уголок-переулок ведёт под откос,
Под одну из изогнутых в танце берёз –
Лишь ползком эту плешь одолеешь.
Ну а если срастаются ухо и глаз,
Если в каждом подъезде не спит Фантомас,
Не спеши – всё равно не успеешь.
Есть такие квартиры за каждым углом –
поневоле простишься с нетвёрдым умом
попадая в холодные руки.
Есть такие кафе, где сияющий яд
нам предложат задёшево – вены вскипят,
но и это не главные муки.
Не хочу умирать, но мечтаю не быть,
Оборвать навсегда эту крепкую нить,
Что меня столько раз выводила
Из колючих кустов к освещённым домам,
Собирала в единое брошенный хлам.
Но иссякнет и ясная сила.
Травяной да этиловый правильный рай,
Поскорее в запретное дверь отворяй,
Я стою на высоком пороге,
Я плыву, не дыша, среди лунных морей,
Млечный путь пополняется каплей моей,
И смеются довольные боги.
О МУКАХ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ
Обожаю, когда мне ночами лицо
Разбивает десяток лихих молодцов.
Я тогда ощущаю блаженство.
Не махая руками, себя я бойцом
Представляю, по факту являясь творцом
И поэтом-певцом совершенства.
Я ларец, где таятся все боли земли.
Коль не хочешь признать, то подальше вали.
Закрывая глаза, вспоминаю,
Как фонарь городской осветил молодцов,
Всей гурьбой появившихся из-за кустов.
В этот миг как в нирвану впадаю.
Вот фонарь надо мной, и на мне фонари.
Как же круто лупасили, чёрт побери!
На лице моём света источник!
Я страдаю за всех, кто ночами пешком
Не гуляет, лежит на кровати ничком
(То есть спит – дескать, это подстрочник).
Есть на улицах города смерть-фонари,
Они светят снаружи, видны изнутри.
Чтоб страдать, надо шляться под ними.
Пацаны там шальные, впадая в экстаз,
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз
Надают кулаками своими.
Пусть смеются довольные боги гурьбой –
Многобожия время ушло на покой.
А смеётся лишь тот, кто последним
Засмеётся, пожертвовав смело собой
И за род, пусть и грешный, страдая людской.
Селяви (не мечты и не бредни)!
Я страдаю за всех, потому не умру.
Вы ведь знаете, кто я – не просто гуру.
Вам заветная лира напомнит,
Как спущусь я на землю и всех накормлю,
Напою, исцелю, кой-кого оживлю.
…Мне б в подъезд свой войти, слишком тёмный.
Творения
РОЗЫ
Роза X
Легче выдумать слово, чем самый простой цветок.
В прошлой жизни такое бывало, а в этой – стоп.
Разговор не о снах, потому что какой в них прок?
Не сравнится с живой водою густой сироп.
Впрочем, как рассказал мне один аптечный ковбой,
полстандарта лекарства Х позволяет всем
выбирать для своих работ инструмент любой,
оперировать множеством сложных схем.
Ну так что же с того? Предположим огромный дом,
миллион освещённых окон, открытых вдруг.
Все они нам видны, только кто объяснит, в каком
превращаются в розу желание и испуг.
ТВОРЕНИЯ
Творение Х
Породить проще детку творцу, чем создать шедевр.
Раньше стряпал шедевры, бывало, на раз-два-три.
Совершишь наяву (или в снах) обходной манёвр –
и готово творенье, способное взять гран-при.
Если б только аптечный ковбой не испортил фон,
Если б этот наркоша смог промолчать тогда,
то имел бы я титул любой: пусть не наркобарон,
но маркизом в стихах стал бы я без труда.
Целый мир мне открыт. Только где же найти ключи
от замка, что всецело целый, но в нём секрет?
Там таятся поэзии тайны – мои харчи.
Отопру, и шедевры по новой польются в свет.
Роза Y
«Навсегда» начинается заново ровно в пять,
скорый поезд отходит, крепчает казённый чай.
Мы не знаем, да нам и не нужно знать,
отчего эта кровь так печальна и горяча.
Я раздвинул все лепестки, один за другим,
Обнажая развилку игрека, нежный ствол,
что дрожит под моей ладонью, но неуязвим
остаётся в конце концов, ледяной глагол.