Привык я утром двигать горизонт, или Гениальность не порок, а лишь повод для знакомства. Пародии на стихи Михаила Гундарина. Часть III

Я романтик и ночью обследую небо.

Пусть подольше продлится невинный обман.

Если лечит поэта простое плацебо,

Барабан пусть заменит собою орган.

3.

Эх, была ни была! Полетим

В никуда. Вот июль уж в забвенье.

Мы как птицы над морем кружи́м.

Наслаждение? Нет же! Мученье!

Всё несвеже и затхло кругом.

Ты ведь знаешь, моя дорогая,

Что мы тоже когда-то помрём?

Потому я и не умолкаю.

И про август тебе расскажу,

И про свет, что сгорит без остатка.

В миражи и тебя погружу,

И себя. Не умею быть кратким.

4.

Давай грустить вдвоём. Вдвоём легка печаль.

Давить из глаз слезу сегодня я не буду.

А ты дави давай, ведь за окном февраль.

Зима, спеша от нас, нещадно бьёт посуду.

Убыток и разор. Осколки на полу.

А может, не февраль, а ты посуду била?

Приду к тебе домой, с собой бензопилу

На случай прихватив, как ты меня учила.

Я спичку запалю. Подумав, потушу.

Я лучше коробок весь спичек разломаю.

…Я понял, что с тобой нет места барышу.

А да иль нет – плевать. Я ночью угадаю.

Молодым – молодое!

Михаил Гундарин

СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД

Паулю Госсену

I

Над твоим теремком разноцветный дым.

В сенках шею сломаешь, да словишь кайф.

Ключевая фраза здесь: молодым

Молодое. Для рифмы добавим rifle.

Все одеты в ружья, любой – патрон.

Тот, кто в облаке, вправе спустить курок.

Невозможное брызжет со всех сторон,

Невозможнее – между строк.

Нынче вспомнить об этом – как будто тень

Свою сдать в химчистку. Ей страшно там,

Износившейся, как ремень

Упомянутых джинсов, что тоже – хлам.

II

Если вправду над нами пустой эфир,

Сохраняющий всё ледяной архив,

Не портвейн он по плотности, но кефир,

И попавший в него поневоле жив.

Хочешь встретиться с телом, погрязшим здесь –

Спиритический, что ли, купи трельяж.

Перед тем, как увидеть, используй смесь –

Обнаружишь одну из своих пропаж

Похудевшей на дюжину килограмм.

Имена не важны, ибо случай прост –

Ты выходишь из рамок, а он – из рам,

Беспокойный юноша в полный рост.

III

«Каково во льдах?» «Да пошёл ты на х.,

Провисевший жизнь чебурашкин мех».

Этот правильный голос в любых мирах

Вразумляет заблудших всех,

Возвращает сюда, где накрытый стол

И компания за столом

Будет петь о том, кто себя нашёл

И не думает о другом.

Но я вновь о времени главных книг,

Повидавших всё небольших квартир.

Где герои прикусывали язык,

Мы – ловили в сеть, рифмовали мир

IV

В полутёмных подъездах. Ты помнишь, нет,

Говоривших «да» в неурочный час?

Милицейский патруль или прошлых лет

Саблезубая сволочь настигла нас.

Я об этом писал много раз подряд,

Снегом слов набивая привычный рот.

А сегодня, оглядываясь назад,

Говорю, что пора вперёд.

Только новое вправе так тратить речь

И выплескивать лишнюю кровь из ран.

На халяву данного – не беречь,

Под любую ночь подставлять стакан.

V

Было музыкой, музыкой, стало тьмой,

Золотого похмелья четвёртым днём.

Так давай ещё по одной,

Отправляясь своим путём.

Расходясь по своим путям,

Уточнишь ты – и вправду так.

Возвращайся к своим гостям,

Объясняй им и этот знак.

Он в последнем автобусе, носом в снег,

В новогоднем безумии городском,

Где случайный старится человек

В вечность, думал, в ночь, оказалось – в дом.

Владимир Буев

I

Молодым – молодое! И так всегда!

Что же де́дам нам делать? Опять почёт?

Где везде дорога (хоть иногда)?

Тут для рифмы: потомок опять пошлёт.

Все патроны в помятых джинсах – хлам!

Холостые – им лишь в облака стрелять.

Разбежались патроны по небесам.

Тут так рифмою хочется всех пронять!

Но не буду. Итак, разноцветный дым

Над твоим теремком. Пацану то в кайф.

Как же молод я, парни, а молодым

Не сбежать тут никак от рифмы rifle.

II

Я живу поневоле, попав в кефир.

А хотелось портвейна на посошок.

Выбрал верно я свой ориентир.

А для рифмы к кефиру – творожок.

Накурись и почуешь: как входят в раж

Обе сущности: тело, а с ним – душа.

Осторожнее! Выйдут они в тираж,

Коль без меры. Тут рифму проела ржа.

Поль Гоген или Пауль Госсен? Вдвоём

Фантастически выбились из среды.

Мы обоих пошлём… или нет! Призовём!

Рифма тут в самый раз: призовём куды?

III

Рифмовать мы умели мир всегда.

И поныне рифмуем, коль есть коньяк.

Нам любой позавидует тамада.

Вот и рифма: до смерти всё будет так.

И хорошая закусь нужна во льдах.

Посиделки – не то, если нет еды.

Без вина и еды – это жизнь впотьмах:

Ни туды, ни сюды, как и без воды.

А поели и выпили, почитать

Мы горазды и классиков, и фигню.

В состоянии этом рифмовать

Мы и сами способны… тут я стемню.

IV

Я с подъездом могу разговор вести.

Все подъезды, как выпью, мои друзья.

Мы – поэты! А всем остальным – ползти!

Впрочем, ползал и я от пития.

Милицейский патруль меня хватал,

Отбирал у меня коньяк с вином.

Нас, поэтов, застенок не сломал.

Возвращались в подъезды мы вновь бегом.

Из подъездов на небо легко взлетать

И с любою ночью поговорить.

Где стакан? Без него тяжело дышать.

И без рифмы ни дня не могу прожить.

V

Мы, поэты, думаем рифмами.

Мы рифмуем всё, что в мозги влетит.

Наша жизнь несчастная с цифрами

Не сложилась. Рифма зато рулит.

А уж коль напьёмся мы вдрабадан,

И башка́ми небо пробьём насквозь,

Не один сумеем в стихах роман

Написать на пару и даже врозь.

Носом роем землю и пашем снег.

Даже пол в квартире смогли вспахать.