Читаем Привык я утром двигать горизонт, или Гениальность не порок, а лишь повод для знакомства. Пародии на стихи Михаила Гундарина. Часть III полностью

Лёд и пламень ещё сплетутся в простом цветке

на обочине всех путей, что отвергли мы,

потерявшись… как два кольца на одной руке,

расплетясь наподобие бахромы…


Владимир Буев

Творение Y

«Навсегда» – это всё-таки не на часок-другой.

Это значит хотя бы на месяц, а может, год.

Мы в горячке, настрой у нас боевой.

Нас вперёд то труба, то горнист зовёт.

Мы легли и тут же творить принялись этюд.

Из этюда вдогонку явится полный успех.

Обхватив натуру руками, как свирепый спрут,

я, как Змей, все зубы вонзил то ль в доспех, то ль в мех.

Я умею сплести косу из простых цветков:

изо льда и из пламени, что в себе смешал.

На планете не существует таких стихов,

о которых бы я по ночам ни мечтал.


Михаил Гундарин

Роза Z

Эта роза дурна, а другая как сталь цветёт.

В каталоге соблазнов отыщешь её на «Z».

Восемнадцать шипов, проникающих в переплёт

изнутри, разумеется, а не снаружи, нет.

Времена позитивных метафор стоят столбом,

между ними натянут провод, но ток иссяк.

То, что было запретной конструкцией и гербом

на ограду теперь сгодится, а видеть знак

в зацветающем посохе ржавых труб

просто глупо, но хочется, чёрт возьми,

как хотелось когда-то коснуться любимых губ…

Что поделать, мы были тогда детьми.


Владимир Буев

Творение Z

Я придам изощрённость и страсть своему стиху

Заиграет он яркими чувствами, как огонь.

Кто пародии пишет, умеет молоть чепуху.

Но коль ты пародист, то не бойся, меня распатронь.

Позитив с негативом меняются местом враз.

И метафоры скачут, как черти, туда-сюда.

Им бы жару задать, пока не прошёл экстаз.

Пародист, почему в твоих рифмах одна руда?

Детский юмор с сатиркой негоже сюда тащить.

Все мы были детьми и потом снова станет так.

Старики – малыши. Их губами нельзя дразнить.

Как метафоры, их тоже ждёт катафалк.

Месть

Михаил Гундарин


ЛЕТНЯЯ НОЧЬ

Что нам делать со Вселенной ледяной,

с тёмной зеленью, щекочущей виски?

…Я бывал, хотя проездом и давно,

в твоём городе на краешке реки.


Я не помню в нём ни улиц, ни домов,

но забуду ли ту полночь в ноябре

и сержанта по фамилии Попов

(или Папин) с бутербродом в кобуре.


Он достал его и, голову склоня,

стал жевать свою ночную колбасу,

укоризненно взирая на меня,

злого, грязного, худого, как барсук.


В отделении порядок и покой,

а на трассе – дождь и ветер мне в лицо.

И сержант Попов, покончив с колбасой.

чистить принялся варёное яйцо.


Документы не в порядке, и рюкзак

подозрительными зельями набит…

Я засыпался, попался, как дурак!

А сержант сказал: «Давай-ка без обид.


Хочешь – сядешь в обезьянник, где как раз

все на свете облевали алкаши.

А не хочешь – отпущу, заехав в глаз.

Хоть разок, но, обещаю, от души.»


Я простил его, бредя по мостовой

злого города, пустого, как карман,

молча двигая раздувшейся щекой,

о дальнейшем догадаешься сама.


…Нынче лето на 12000 миль.

Мы с тобою догуляем до утра,

а назавтра я уеду, извини,

я – легчайшая из мыслимых утрат.


Потому что всё кончается на у,

даже если начинается на а.

Ловит радио случайную волну,

слушай музыку, кружится голова!


Владимир Буев


МЕСТЬ

Вот раскинулась Вселенная без дел.

Что-то мы с тобою сделать с ней должны.

…Я готов сформировать разведотдел

и заслать тебя разведать со спины.


Но не так, чтобы от края до низин,

а глазами визуально и без рук.

Остальное я смогу как господин

сам проделать через сутки без натуг.


Мой разведчик, покатав свои шары,

всех ментов, как тузик грелку, разорвёт.

Бутербродами заест из кобуры

и меня на свя́то место позовёт.


Чтоб не стала бы твоя постель пустой,

где сержант изголодавшийся Попов

(или Панин), вечно страстный и бухой

поедал свой бутерброд, как Иванов –


Чтоб кровать не оскудела у тебя

после дурней этих двух иль даже трёх,

я приду и дальше нежно, не грубя

заменю весь батальон ментов-пройдох.


Будут знать, как документы проверять

и как зелье у народа отбирать,

как поэтов в обезьянники сажать,

где облёвано и негде полежать.


Я не тот, прощает кто тупым ментам

(полицейскими назвали нынче их).

Нам, конкретным и реальным пацанам,

если бить, так полагается по дых.


Я и бью ментов духовно, как боксёр,

взгромоздившись на всю ночь в твою постель.

А могли бы тусоваться у озёр,

Соловьиную подслушивая трель.


…Вот Вселенная уже и при делах.

Смыслом жизнь теперь наполнилась моя.

Пусть живу сюжетом этим только в снах,

серым будням стойко противостоя.

Опять подшофе

Михаил Гундарин

ПОЭТ

Всё решено, чего искать –

Какую твердь, какую мать?

Ты властен слишком над немногим!

Ты лишь приёмщик телеграмм –

Сигнал идёт по проводам,

Восходит солнце на Востоке.


Ты посылаешь цепкий взор

Туда, где вечно длится спор,

Откуда смертным нет возврата.

Он – возвращается, зазря,

Как пьяный, мелочью соря

По промежуткам циферблата.


Тебе и это не беда!

Сквозь дом текущая вода

Имеет вид и вкус мадеры.

На пыльном зеркале сперва

Шальные пишутся слова,

А после пахнет жжёной серой.


Ты в заколдованном кольце,

Как будто в каменном венце

Преображённой параллели.

Здесь ночью снег идёт, а днём

Сидят герои за столом

И Пан играет на свирели.


Пиши, пока не гаснет свет,

Пока хватает сигарет,

Пока наставший день по-птичьи

Картавит, свищет и поёт,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза