Приз Гора

«Быть может, — внезапно мелькнула у Эллен дикая мысль, — я могла бы притвориться, что буду его рабыней. Я могла бы просто позволить ему думать, что он — мой господин! Разве я не смогу сохранять себя свободной женщиной, пусть и заклейменной, пусть и в ошейнике?»

Но уже в следующее мгновение она почти задохнулась от глупости, нелепости и бессмысленности этого. Насколько чуждой ее новой реальности была бы такая уловка, насколько неуместной в ней будет такая глупая внутренняя игра! Это была бы фальсификация правды. Кому интересно, притворяется собака или свинья, что она принадлежит или нет? Реальность-то остается неизменной. Кроме того, как постыдно отрицать правду! Как не достойно, как глупо перед лицом фактов лгать самой себе! Нет, она знала, что принадлежала, причем принадлежала фактически, принадлежала в прекрасном, ясном, бесспорном смысле. Это было то, чем она была — рабыней. Она знала, также и то, что именно этим она всегда хотела быть, хотела принадлежать и служить. Она признала, что была прирожденной рабыней, и что теперь она была, и на это недвусмысленно указал ее господин, подходящим образом порабощена. Тем более что она сама не предполагала, что смогла бы, даже если бы очень сильно пожелала, даже если это было возможно, даже если это было разрешено, оставить немного места для себя. Рабовладельцы, казалось, были способны видеть женщину, понимать ее даже лучше, чем она понимала себя сама. У них, казалось, имелось сверхъестественная способность проникать в ее эмоции, мысли и чувства. Неужели она ничего не могла спрятать от их пристального взгляда? Это было доведено до ее сведения еще во время обучения. Почему гореанские мужчины так не походили на мужчин Земли и не могли бы, глядя на женщину, фактически не видеть ее? Возможно, это было следствием того, что их женщины им принадлежали. Трудно спрятаться от мужчин, когда ты перед ними раздета и жестоко допрошена. Гореанские мужчины, казалось, были заинтересованы, в отличие мужчин Земли, в том, чтобы уделять больше внимания своим женщинам, проводить время с ними, выслушивать их, и в силу такой восхитительно длительной близости, вникая, изучая, узнавая их, они действительно поняли женщин, изучили и узнали их. Возможно, это следствие того, что женщины им принадлежат фактически, а небезызвестно, что мужчины склонны расточать свое внимание, заботу, и своего рода преданность на свое имущество. Да и кто не захочет узнать, побольше, если не все, о своей собственности, о своем сокровище? Кроме того, конечно, намного легче контролировать женщину, когда она — собственность. Опытный рабовладелец может прочитать женщину, как открытую книгу. Нет никакой возможности, что-либо скрыть от него. Порой кажется, что в душе женщины не найдется ни единого укромного уголка, ни одной трещинки, в которую не может проникнуть владелец с плетью в руке.

Они делают нас рабынями, но мы и есть рабыни.

Эллен, по любой причине, из-за ее интеллекта, или предрасположенности, или независимо от того, что это могло бы быть, перешла от свободы к рабству относительно непринужденно. Быть может, все дело было в том, что она, на неком уровне, уже начиная с созревания, чувствовала уместность рабства для себя. На Земле она, а фактически и бесчисленные другие, была рабыней без ошейника.

В некоторых женщинах, конечно, их рабство более подавлено, более осознанно скрыто, более отчаянно отрицаемо и спрятано, чем оно проявляется в других. Возможно, они более напуганы собой, и живут в большей идеологической и культурной неволе, чем женщина эмоционально более свободная, находящаяся в большем контакте со своим глубинным «Я», со своими чувствами. Но говорят, что даже у таких женщинах, в конце концов, в их неволе наступает момент, когда происходит эмоциональный катаклизм, когда свершается прорыв, когда глубины подсознательного открываются, когда бушующее, нарастающее землетрясение освобожденного духа шатает и рушит хрупкие, тонкие стены их психологических тюрем, когда пламя правды вспыхивает перед ними подобно восходящему солнцу, и они, дрожа и рыдая, с благодарностью и страданием, впервые в их жизнях осознают, что они — женщины, и что они принадлежат мужчинам, мужчинам, которые проследят за тем, чтобы они были верны своей природе. Они должны тогда принять то, чем они являются, со всей изумительностью, красотой и слабостью этого. Они не мужчины. Они очень отличаются, поразительно отличаются от них. Они больше не смогут прятаться, ни от себя, ни от других. Жаль только, что эта способность проникновения в суть вещей у некоторых женщин проявляется с некоторым опозданием, скажем, когда они, заливаясь слезами, лежат избитые, с запястьями, привязанными с кольцу для порки, вмурованному в каменный пол, или когда они лежат замерзшие и голодные, свернувшись в позу эмбриона и прижимая к себе крошечное одеяло в тесной конуре, или когда их, притащив за волосы, вытолкнули на аукционную площадку и демонстрируют как лот для продажи, перед беснующимися и предлагающими цену мужчинами.