Приз Гора

Учитывая, что в обычаи гореанских свободных женщин входит презирать и ненавидеть рабынь, и даже не интересоваться ими, ясно, что найдется немного тем, к которым они могли бы проявить больший интереса. Зато в общении со свободными мужчинами, свободные гореанки редко пренебрегают возможностью говорить о рабынях надменно и пренебрежительно. Как же утомительно должно быть для мужчин слушать, как они постоянно клевещут и наказывают невинных, беспомощных, откровенно одетых кейджер, порой прямо в тот момент, когда те их обслуживают. Естественно, они хотят, чтобы мужчины разделили их взгляды, однако большинство гореанских мужчин воздерживаются от обсуждения с ними данного вопроса, кроме, разве что, дежурных фраз вроде: «Не обращайте на них внимания. Пусть они остаются вне ваших интересов. Вы свободны и бесценны. Они — всего лишь никчемные рабыни, не больше чем домашние животные». Однако, несмотря на их претензии на незаинтересованность такими вопросами, свободные женщины, и это совершенно очевидно, страстно стремятся узнать все, что могут о рабынях и их жизни. Что они делают? Как они служат своим владельцам? Что происходит за закрытыми дверями альковов? На что это похоже — быть обязанной повиноваться? Что такое, быть в ошейнике? Когда же свободные женщины остаются наедине друг с дружкой, и рядом нет никаких малолетних свободных девочек, то они никогда не упускают возможности посплетничать об этом. Порой даже кажется, что они одержимы своими порабощенными сестрами. Но если они действительно свободны, тогда почему они считают тему рабских девок столь чрезвычайно привлекательной? Разумеется, для Эллен, всего лишь рабыни, было бы через чур самонадеянно, размышлять над такими вопросами. Однако она, считает, что будет нелишним отметить, что подобные антипатии и обаяние не ограничиваются только свободными гореанками. Эллен помнила, что многие из ее бывших коллег-женщин, казалось, были одержимы порицанием отношения к женщинам как к рабыням и движимому имуществу, и даже в тех случаях, когда было очевидно, что сами женщины чувствовали себя в наилучшем, наиудобнейшем, наибогатейшем и наисвободнейшем положении среди всех остальных. Не потому ли, что они сами хотят почувствовать на себе ошейник? Кроме того, даже среди ее бывших коллег ощущалось странное очарование женским рабством, когда порой его свидетельства проявлялись среди серых громад, густонаселенных утесов и оживленных шумных каньонов их собственной цивилизации. В действительности, не были редкостью отношения, в которых обнаженные рабыни в ошейниках прислуживали своим владельцам прямо в городах, иногда в самых дорогих домах, в пентхаусах и дворцах. По устланным мрамором полам могли топать босые ноги рабынь, на щиколотках которых звенели браслеты. Они могли стоять на коленях на дорогих коврах, среди стекла и хрома, среди высоких книжных шкафов и кожаных диванов. Несомненно, им было известно об этом. Осмеливались ли они предполагать, сколько таких рабынь было? Они что, действительно думали, что могли бы устыдить настоящего мужчину, зрелого и рационально мыслящего, того, кто сознает себя, тем, что он держит рабыню, что ему столь повезло, и он получил ее? После того, как он уже познал вкус доминирования? Ну уж нет! О таком вкусе не забывают! Лично для меня это ясно. Что может сравниться с этим? Неужели соглашательство с патологическими политизированными предписаниями, разработанными, чтобы способствовать власти беспринципных, корыстных проходимцев? Все политтехнологии, все учреждения, отвечающие за управление умами, вся власть СМИ меркнет перед видом рабыни у твоих ног. Чем вы могли бы вознаградить мужчину за его измену своей мужественности? Что вы можете предложить ему, что стоило бы больше его мужественности? И я даже не собираюсь комментировать другую сторону медали, за исключением того, что скажу, что это — лишь одна сторона медали, у которой есть и другая сторона. Есть мужчины, но есть и женщины, с их потребностями и желаниями, которые дополняют потребности и желания противоположного пола. Каждый из них для другого является подарком, даруемым природой, рабыня господину, и господин рабыне. Эллен иногда, вспоминая своих бывших коллег, по сию пору задается вопросом, сколькие из них, в своей частной жизни, втайне от всех, отрекаются от ошибочности, глупости и предательства их общественной деятельности. Сколькие из них, спрашивает она себя, обнаженные и закованные в рабские кандалы бросаются в кровать по первому же взгляду своих владельцев?

Но давайте отложим в сторону такие предположения, и вернемся к нашей истории.