Безусловно, эти потребности крайне жестоки! С ними и в них я страдаю, и хорошо знаю, каким мученьем они могут стать, но я не променяла бы их на усыпляющую неподвижность, тишину и покой, оцепенелое и фригидное спокойствие, бесстрастной свободной женщины. Я не обменяла бы свои рабские потребности на все сокровища мира, поскольку с ними, и в них, я пробудилась, ожила и познала в тысячу раз больше, чем могла себе представить, что это возможно. С ними я превращаюсь в ткань, протянувшуюся к погоде мира, к его яркому, живому разнообразию и богатству. Какими живыми делает нас ошейник! Какими радостными и разумными становимся мы очень многими способами в этом, таком разумном мире! Мы встречаем несметные мириады его эмоций, его ароматы, цвета и звуки, его строение и вкусы, наслаждаемся ощущением влажного песка под нашими босыми ногами, ветром, овевающим наши обнаженные руки и ноги, когда идем по берегу сверкающей соленой Тассы, следуя за натяжением поводка за нашими владельцами, мы вдыхаем запах умытой дождем травы в полях, любуемся блеском капель росы на тонких талендерах, цветущих весной, слышим скрип колес тяжелого фургона и звон колокольчиков кайилы, чувствуем мягкость мехов в ногах постели господина и твердость кафеля под нашими животами, когда мы ползем к нему, ощущаем тугие петли кожи на наших связанных запястьях, удерживающие наши руки за спиной, вкус и плетение его сандалий на наших губах и языке.
В этом мире мы отвечаем на его бесчисленные эмоции, и приветствуем их. Каждый дюйм наших тел живет и чувствует.
Естественно, рабские потребности, как и любая неудовлетворенная потребность, могут стать причиной страданий. Может ли кто-то знать это лучше беспомощной рабыни? Но я не мыслю себя без таких потребностей. Я не мыслю себя вне этих страданий и мучений, помимо всего прочего, делающих меня интенсивно живой.
А теперь только представьте себе, если сможете, трепет и надежду рабыни на то, что такие потребности, такие жестокие потребности, будут распознаны владельцем, и что он будет склонен уделить им толику своего внимания.
Зато как различны эти вещи для рабыни и свободной!
Свободного мужчину, вынужденного проявлять интерес к свободным женщинам, возможно не имеющего доступа к рабыням, обычно ждет сексуальное разочарование. Он, если можно так выразиться, подает прошение свободной женщине, которая может пойти навстречу его ходатайству, а может и отказать. С другой стороны в отношениях господина и рабыни, женщина зачастую сама помещает себя у ног свободного мужчины, умоляя о близости. Каким приятным поворотом может стать это для товарища, которому прежде никогда не принадлежала женщина. Само собой, мужчина в отношениях господина и рабыни никогда не будет «подавать прошений» или уговаривать. Поскольку он — владелец, он имеет право приказывать. Но часто женщина сама готовит его тем или иным способом, возможно, представляя себя в определенной манере, скажем, одевшись в шелк, или повязав колокольчики, или производя определенные действия, провоцирующие его, а возможно и поднося разнообразные атрибуты вроде цепей или кандалов, и даже стрекала, чтобы господин использовал их на ней, если окажется ею недостаточно удовлетворен. Если он находится в определенном настроении, или торопится, он может просто, резко, подмять ее и использовать. Рабыня, конечно, может быть использована для удовольствия хозяина в любом случае, в любое время и в любом месте, если он того пожелает. Это одно из преимуществ владения женщиной. Тут можно добавить, что сама рабыня находит этот нюанс своего положения приятным и возбуждающим. Пикантность такого внезапного взятия добавляет остроты к ее жизни в неволе. Помимо всего прочего, для нее самой необычайно важны, пусть это и немыслимо для свободной женщины, такие заверения в том, что она по-прежнему остается сексуально желанной, невыносимо, даже безумно и неконтролируемо вожделенной для своего господина. И чем чаще, тем лучше, ибо его частое использование не оставляет места для сомнений относительно соблазнительности ее прелестей. Забвение станет для нее причиной для слез и страхов. Что если господин утомился, пресытился ею? Не подумывает ли он о ее продаже? Но она-то любит его! Конечно, она не осмеливается поведать ему и своей любви. Она — простая рабыня. Она ведь не хочет освежить свое знакомство с его плетью. Она просто удваивает свои усилия, чтобы понравиться ему.
Вот так наши рабские потребности, как уже было отмечено, бросают нас в полную власть рабовладельца.
Как же часто, и как яростно пылают наши рабские огни!
Теперь-то Вы можете предположить, почему наши просьбы об использовании, наши мольбы позволить нам услужить ему столь жалобны и настойчивы? Мы сами упрашиваем его об использовании. Мы вымаливаем это. Ну а раз уж мы — рабыни, то какого использования мы можем просить? Уж конечно не такого, какого ожидают свободные женщины. Ни в коем случае! Нам нужно использование, которое пригодно для нас, использование, в котором мы теперь нуждаемся и которого хотим, о котором умоляем — использование рабынь.