— Господин заставил меня очень красиво просить о ней вчера вечером, — напомнила ему рабыня.
Наручники с нее сняли вчера утром, вскоре после отъезда лагеря, и, ожидаемо, приготовление обеда для мужчин на полуденном привале, а позже и ужина было поручено ей. А после ужина, чистки посуды, попытки поцеловать хозяина, закончившейся ничем, если не считать не болезненной, но обидной оплеухи, расстилания одеял для мужчин, Селий Арконий бросил перед собой на землю небольшой лоскут ткани.
— Господин! — не удержалась от восхищенного крика Эллен.
Правда, когда она подползла к этому, разрешения встать на ноги она не получала, мужчина пинком отбросил лоскут подальше от нее. Так он развлекался с нею какое-то время, а наигравшись, приказал ей растянуться перед ним на животе и покрывать его ноги страстными поцелуями. Только после этого он приказал своей рабыне подползти к желанному предмету одежды, но лишь для того, чтобы, подняв его зубами, ползти назад к нему, а затем, стоять перед ним на четвереньках, подняв голову, и умоляюще смотреть, на него удерживая тунику в зубах, гадая, разрешит он ей это или нет. Наконец, когда, ее глаза уже заполнились слезами отчаяния, он сказал:
— Хорошо.
Эллен снова упала на живот, и с благодарностью, по-прежнему удерживая в зубах уже намокший лоскут ткани, прижалась влажной от слез щекой к его высокой сандалии. Только после этого ей было разрешено надеть это на себя.
— Так я не понял, нравится тебе это или нет? — настаивал Селий.
— Очень, — призналась девушка.
— Ты хорошо выглядишь в этом, — похвалил он.
— Если я в этом хорошо выгляжу, то мне это нравится вдвойне, — тут же заявила Эллен.
— Она скрывает твои дефекты, — бросил мужчина.
— О? — удивленно выдохнула она.
— Не то, чтобы она могла скрыть большую их часть, — добавил он.
— Мои дефекты, Господин? — осторожно спросила Эллен.
— Да, — кивнул ее владелец. — Твоя фигура слишком возбуждающа, слишком соблазнительно красива, в результате чего любому, кто смотрит на тебя, трудно сконцентрировать свои мысли на серьезных вопросах.
— Думаю, — улыбнулась девушка, — что любая рабыня будет жаждать иметь такие дефекты.
— Ну, в любом случае, они поднимают ее цену, — усмехнулся он.
— Да, Господин, — не могла не согласиться Эллен.
— Но Ты не стоишь двадцати серебряных тарсков, — сердито проворчал Селий Арконий.
— Мой хозяин заплатил двадцать один, — напомнила она.
— Твой хозяин — идиот, — заявил мужчина.
— Рабыня не смеет перечить своему хозяину, — нашлась Эллен.
— Фактически, Ты могла бы представлять интерес, — насупился он, — если бы не была настолько глупа.
— Трудно иметь все, Господин, — пожала плечами Эллен.
— Пожалуй, тебя следовало бы выпороть, — сказал он.
Эллен предпочла не отвечать и помолчать некоторое время. Ей стало интересно, случалось ли так, что рабынь могли выпороть только за то, что их владелец рассердился на них из-за того гипнотического обаяния, которым такое прекрасное существо могло подействовать настолько, что могли бы быть заподозрены в слабости? Что если они вдруг обнаружили бы внутри себя страх того, что могли бы растаять, уступить власти красоты такого уязвимого, восхитительного, соблазнительного, оказавшегося в их собственности создания. Неужели рабыня должна быть наказана за свою собственную привлекательность и красоту, ответственными за которую в большей степени были сами мужчины? Ведь разве не мужчины были причиной этой привлекательности и красоты, которую, хотела женщина того или нет, даровала ей неволя?