Призмы

Стыд и срам вернулся, сверкая улыбкой и звеня цепочками. Сосед тут же изобразил мертвый сон, и я опять не успел ему ответить. Сказать, что мы с ним действительно не так представляли себе еврейское государство.

По-разному мы его себе представляли.

Этот разговор, о котором я не могу вспомнить без смеха, помог мне открыть для себя простую вещь. В галуте у каждого еврея, сознательно или бессознательно, складывается свое личное представление о том, какой должна быть его родина. Еврей выстраивает себе свою личную модель Израиля. Репатриируясь, мы не только отправляем багаж, но и, сами того не подозревая, везем с собой свою модель. С первого же шага мы начинаем прикладывать ее к Израилю. Модель, разумеется, совершенно отличается от оригинала. Все ваши ожидания разлетаются вдребезги.

Питаете ли вы относительно Израиля иллюзии или нет, рисуете ли себе страну по чужим письмам или по собственным догадкам — будьте готовы к тому, что все окажется не так. Израиль не может подойти ни под модель репатрианта из Союза, ни под модели репатриантов из любых других концов Земного шара: мерки у людей не только разные, но иногда и противоположные. Как и сами люди. Как и вся их прошлая жизнь.

То же самое происходит в любой стране, куда едет эмигрант. Есть, однако, великая разница между любой страной и Израилем, который, по определению, его родина.

Отсюда и другой характер разочарования и другой рисунок поведения.

Письма

Получил письмо от знакомого, шесть лет назад собиравшегося в Израиль. Письмо пришло из Канады. Когда люди шесть лет ничего не слыхали друг о друге, естественно было бы начать со своего здоровья или поинтересоваться здоровьем адресата. Знакомый начал с географии: "Выбор наш случаен — просто ткнули пальцем в карту; одним словом, "прямики", как называют нас ваши газеты", — пошел он в атаку, едва уронив "здрасьте". — "Дурацкая кличка. В каком смысле "прямики"? Не свернули вниз и налево? Или поехали прямо туда, куда другие поедут потом? Что-то тут не додумано. Надо вам что-то ругательно-обидное? Ну, так придумайте, а не получается — рекомендую просто крыть матюгом".

С места в карьер, без всяких рукопожатий и объятий. Как будто я ему слово сказал. Такой взрослый, такой умный, такой инженерный человек. Ему ли не понимать, что после того, как он покинул "пределы", уже ни перед кем не нужно отчитываться. Так нет же! Отчитывается! Немедленно. Оправдывая себя нападками на нас.

Остается думать, что мучает его не кличка, вполне возможно, и дурацкая, а сам маршрут: "прямо", а не "вниз и влево". И хотя он ехидно потирает руки, намекая, что другие, те, кто его сейчас укоряет, еще последуют за ним, что-то не видно, чтобы это облегчило ему сердце.

Единственное, что можно сказать ему в утешение — он не одинок. Было время, когда география заботила извозчиков, а теперь она мучает евреев. Мучает во всей диаспоре, и в Израиле тоже. Здесь далеко еще не преодолены галутные центробежные силы, веками носившие нас по свету.

Смотрю телеинтервью с израильской камерной певицей Мирой Заккай. Текущая работа и планы. Внезапно певица заговаривает о географии. "Мои заграничные гастроли — всего лишь вылазки, — говорит она. — Мой дом в Израиле".

Факт, вроде бы, самоочевидный, да не вполне, раз Мира Заккай находит нужным о нем говорить и еще подчеркивать.

Другой гость на телевидении. Знаменитый израильский архитектор, автор павильона Канады на всемирной выставке в Монреале. "У меня контора не только в Канаде, но и в Израиле", — спешит он предупредить щекотливый вопрос. Израильская контора, однако, не помогает, и его спрашивают в лоб: "Но большую часть времени вы живете в Канаде?"

Среди шести израильтян, жертв террористического акта в Хевроне, был человек по имени Эли Зеев. В Хевроне его и похоронили — рядом с могилами палестинских евреев, убитых во время резни двадцать девятого года. При показе по телевидению похорон шести погибших диктор сообщил, что Эли Зеев, сын американского полковника, воевал во Вьетнаме, получил одну из высших американских наград и, вернувшись с войны, принял иудаизм.

Я подумал: кого в Америке, за исключением родственников, трогает судьба протестанта Эли: его отказ от своей веры, уход в другой народ и в другую страну, гибель в этой далекой стране от пули в спину после субботней молитвы? Кого там интересует, какой маршрут выбрал после Вьетнама сын американского полковника, — прямо назад или вниз и налево?

Этот риторический вопрос уместен в отношении любого народа на земле. Конечно, кроме снабженного большими административными органами. И кроме евреев, у которых тот же овировский, по сути, вопрос учитывается не тайным кабинетом в "большом доме", а тайной раной в душе. В Израиле есть певец-эстрадник Толедано, у которого земляк эмигрировал в Лондон, и Толедано испускает тихий, щемящий душу крик с такими, приблизительно, словами: "В Лондоне старые башни и новый рок-н-ролл — но солнце там больное, бери палку, Йонатан, и двигай домой".