Призмы

Фильм Яки Иеши возмутил не спекулянтов — прототипов его "стервятника", а наоборот, тех, кто потерпел от них. Возмущение было таким, что на фасаде кинотеатра, где шла картина, в первый же день появились надписи с требованием немедленно снять фильм с экрана.

Охрана памяти павших солдат находится в ведении Министерства обороны. Комитет семей, потерявших своих близких на войне, обратился в министерство, требуя прекратить демонстрацию фильма. Заместитель министра обороны попросил Общественную цензурную комиссию по театральным зрелищам и кинофильмам аннулировать свое разрешение на демонстрацию картины.

Как видно из названия комиссии, в Израиле цензура на спектакли и фильмы не государственная, а общественная. Но тоже очень нелюбимая публикой. Хотя вся деятельность комиссии сводится к защите подмостков и экрана от чрезмерно порнографических или садистских зрелищ. В фильме Яки Иеши порнографии и в помине нет, однако, по уставу, комиссия призвана не допускать оскорбления общественных чувств, а именно это и произошло.

Цензурной комиссии пришлось выбирать между задетыми общественными чувствами и свободой слова. Одна святая святых столкнулась с другой, и о том, как трудно пришлось цензорам, свидетельствует их решение: запретить картину они не рискнули и ограничились требованием вырезать из нее самые вызывающие кадры.

Режиссеру поблагодарить бы комиссию, а он опротестовал ее решение в Верховном суде справедливости. Яки Иеши указывал, что по закону у общественной цензурной комиссии нет никакого права вмешиваться в идейную сторону произведений и что куски, которые комиссия предложила вырезать, служат лишь средством донести до зрителя авторскую мысль.

И вот постановление Верховного суда справедливости: "Идея фильма проведена настолько ярко, что ее не ослабят купюры, которые предложила сделать Общественная комиссия. Права комиссия, а не жалобщик, ибо наш долг по отношению к семьям павших выше даже нашего естественного отвращения к любой цензуре".

Осталось добавить одно. Может показаться, что святые чувства победили ценою сокрушения святейшей свободы слова. Поэтому стоит сообщить размер утвержденных судом цензурных купюр: в двухчасовом полнометражном фильме режиссеру предписано вырезать кадры длиною в сорок секунд экранного времени.

Пейзаж с птицами

Берег в районе Герцлии. Пляж под обрывами между минаретами мечети и развалинами турецкой крепостной стены. Ее обрушившиеся куски висят на откосе и торчком вздымаются из песка. Ящерица сидит на обломке античного мрамора, вмурованном в грубую крепостную кладку. В песке торчит бутылка из-под кока-колы.

Над берегом медленной каруселью кружат стервятники, высматривая рыбу на отмелях, отороченных белой пеной. Птицы ложатся на ветер и зависают в небе, распластав крылья, словно орлы с жезлов римского легиона. Внизу по самой кромке воды катит джип с длинными антеннами радиопередатчика. В звуконепроницаемом грохоте моря патрульная израильская машина движется, как в немом кино.

Осталось вписать в пейзаж бронзового человека в плавках, соорудившего себе, как ласточка, диковинное глинобитное гнездо на обрыве. Слоистый береговой ракушечник не пригоден в качестве строительного материала. Глина же есть в Герцлии, за пять километров от берега. Человек возил ее мешками, ездя на автобусе взад-вперед. Воду для замеса он таскал из моря ведрами. Глину месил в найденных старых бочках. Бочки поставил на террасу, которую вырубил высоко над пляжем. Затем вырубил и лестницу с террасы на пляж, укрепив ступени древесными плахами, выброшенными морем на берег.

На этом этапе у строителя откуда-то взялась целая команда добровольных молодых помощников. Команда лепила хижину на террасе. Глину из Герцлии теперь возил еще один волонтер на своем личном грузовичке. Нанесли кружки, тарелки, натащили досок для скамеек, приволокли палки для частокола, обсадили террасу кактусами и однажды скинули из грузовичка на песок бракованный унитаз. Из него получилась прелестная белая чаша для сизой молодой агавы.

Хижина росла и приобретала все новые и новые детали. Ее купол с одного боку увенчался глиняным слоновым хоботом, а с другого — петушиным гребнем. Этих двух скульптур строителям, по-видимому, показалось мало. Посматривая в небо на стервятников, они вылепили по их образу и подобию ни на что не похожую птицу и посадили ее на хобот.