Призмы

Сейчас, например, он кончил сочинять оперу под названием "Тихое место". Премьера через месяц в Милане. В музыкальной Европе Бернстайн по-прежнему нарасхват — концерты расписаны на год вперед. Репортер очень точно заметил в реплике, адресованной зрителям, что знаменитый человек, если и выполнит свое намерение воссоединиться с Иерусалимом, то лишь тогда, когда порвутся узы, соединяющие его с Нью-Йорком, Лондоном и Парижем.

Нам ли его не понять! В России мы настолько были припаяны к России, что Россия припаяла нам "безродных космополитов". И вообще, на всем Земном шаре из каждых четырех евреев только один готов жить у себя в Израиле. Леонард Бернстайн некоторым образом олицетворяет тех троих из четырех, кому в Израиль и хочется, и колется, и слава не велит. Верно, что для оперы с названием "Тихое место" Израиль не подходит. Да и ставить оперы у нас, между прочим, негде — наш оперный театр мы благополучно прихлопнули сами, после больших стараний.

Поскольку речь у нас о еврейских недостатках (в данном случае - музыкальных), не будем отклоняться от генеральной линии и скажем, что по поводу безвременной кончины израильского оперного театра разразился сам главный редактор "Йедиот ахаронот", доктор Розенблюм. Говорю "разразился", потому что его перо, и без того неласковое, окончательно рассвирепело. Удивительно, откуда в очень старом человеке столько могучей ярости. Розенблюм дает прикурить нашим театральным критикам и чиновникам по делам культуры: тридцать лет старались утопить оперу, созданную в Палестине энтузиастами на голом месте, пока не утопили. За что? За то, что не тянула на "Метрополитен", на "Ковент-Гарден" или на "Скалу". Не тянет — совсем не надо.

Розенблюм вспоминает и оперу царского времени в Ковно, откуда он родом, и Венскую народную оперу: обеим поучиться бы у израильской. У нас начинал Пласидо Доминго, этот Карузо современности. При всех недостатках, израильская опера не уступала десяткам оперных театров в других малых странах. Наши критики, однако, так изощрялись в ее разносе, так соревновались в этом деле между собой, что стало просто неприличным отпускать опере даже те гроши, которые сначала ей подбрасывали скрепя сердце. Выгоняли мученицу из дома в сарай, из сарая в конюшню, пока окончательно не избавили от страданий.

Статья Розенблюма под мрачным названием "Вместо панихиды" вышла в день показа телеинтервью с Леонардом Бернстайном. Тот немного знает иврит, и, возможно, заглянул в восторженную газетную рецензию на свой концерт, но вряд ли дал себе труд продираться сквозь иврит Розенблюма. Тем более что у Бернстайна другие претензии к Израилю. Осторожно, как гость, не желающий обидеть хозяев, он заговорил о некотором закате халуцианского духа. Постепенно утрачивая идеализм, страна все больше смахивает на современный мир, где никто не верит в идею — только в силу.

С этим трудно спорить. У хрупких идей в наше время мало шансов выстоять против увесистой дубины. Израиль не исключение в этом смысле.

— Вы знаете, — вдруг переменив тему и тон, сказал

Бернстайн, понизив свой прекрасный бархатный голос, которым в довершение всего одарила его природа, — все на моем иерусалимском концерте шло вкривь и вкось. Погасло электричество, оркестранты не могли разглядеть нот. Потом поднялся ветер, ноты полетели с пюпитров. С меня пот градом катил, хотя я ужасно зяб. Но дело не в этом. Дело в том, что я забыл о промокшем фраке — такое счастье нахлынуло на меня в тот вечер в Иерусалиме. Такое огромное счастье!..

Ого, Бернстайн забыл о фраке! Вот, в сущности, и все, что Израиль может предложить еврею, живущему среди антисемитов, где подчас есть роскошная опера: моменты подлинного, необъяснимого и неописуемого счастья. Не считая, конечно, родных недостатков, которые выводят из себя любого еврея, не говоря уже о свирепом старике Розенблюме.

Купчая на собственную собственность

В канун Девятого Ава телевидение показало документальный фильм о доме в Старом Иерусалиме, восемь этажей которого простираются из эпохи Второго храма прямиком в наши дни.

Точнее, как раз наоборот.

Человек выстроил себе три комфортабельных этажа из золотисто-розового иерусалимского камня, а затем начал под домом раскопки, ярус за ярусом пересекая мусор тысячелетий, пока под ногами у него не оказались камни жилища, разрушенного легионерами императора Тита при штурме Второго храма.

Человека зовут Тео Зибенберг. Судя по пяти подземным ярусам его дома, голландский еврей, бежавший от нацистов в Соединенные Штаты, а затем репатриировавшийся в Израиль, не просто состоятельный человек. К тому же он единственный еврейский богач, потративший два миллиона долларов на то, чтобы собственными руками потрогать разорванные концы истории своего народа.