Призмы

— Я ее рисовал. Она была тогда очень молодой девушкой, а я — очень молодым человеком, и я ее рисовал. А когда нарисовал, преподнес ее портрет Иуде Каему.

Лица матери я не помню. Оно не приходит ко мне ни во сне, ни наяву. Помню, как она вела меня, шестнадцатилетнего, к двери, чтобы бежал, спасался от немцев, а ей бежать нельзя было. Нельзя бросить дедушку. Вижу ее волосы, прилипшие к мокрому от слез лицу, а лица не вижу. Может, в наказание за мое предательство, за то, что, спасая себя, бросил мать, не вижу я все годы жизни ее лица, и только ровная тупая боль приходит ко мне.

Я могу, конечно, сказать вам, что дед умер своей смертью, скончался в рижском гетто до расстрелов, а маму убили в Румбуле. Но ведь можно сказать и иначе: до того, как я убежал от немцев, они были, а когда я вернулся, их не было. Вот и все.

Даже могил от той моей жизни не осталось. Потом дрогнула и исчезла моя вторая жизнь — советская. И вот в третьей моей жизни мои мертвые приходят ко мне.

Старик гладит мою руку и плачет, а я смотрю в окно на тридцатиградусный белый зной Тель-Авива и улыбаюсь механической улыбкой.

Скворцы прилетели

Неисповедимый путь внезапных массовых увлечений привел к тому, что с некоторых пор у нас появилось множество орнитологов-любителей. Старцы, юноши и дети едут в поле и часами наблюдают перелетных птиц.

В самом деле, есть на что посмотреть. Миллионы пернатых, от горных орлов до бакланов, зимуют в Израиле или останавливаются на отдых во время перелета. Помню раннее декабрьское утро в долине Бет-Шеана. С черных пальм брызнули фонтаны птиц. Они взмывали все выше и выше. Держа равнение и дистанцию, звенья этого крылатого парада то пронизывали друг друга по аэродинамическим кривым, то смещались молниеносными зигзагами, развертываясь по небу во весь горизонт. Воздух наполнился гулом, как от дальнего водопада. В пальмах распускалось зеленое солнце, и вдруг оно выплыло и превратило всю армаду в реющие блестки золота.

Это были обыкновенные российские скворцы. Они ежегодно летают в Израиль, не спрашиваясь ОВиРа, и зимуют на банановых плантациях долины Бет-Шеана. Банан растет там, где тепло и зимой. В долине температура не опускается ниже четырех градусов тепла даже в январе. Правда, часть скворцов выбирает не эту долину, а Иерусалим, где зимой ветрено и промозгло, а иногда и снежно. Как же зябкая птица спасается там от холода? Животрепещущий вопрос был рассмотрен в радиообозрении "Еш иньян"^[*]

. Этот, можно сказать, капустник на злобу дня ведет журналист Габи Газит. Газит успел пройтись насчет новых экономических мер, перемыть косточки трем депутатам Кнесета и задеть одного министра, отчего пришел в доброе расположение духа и снисходительно-весело бросил приглашенному знатоку родной природы:

— Ну, так как скворцы?

Есть у Газита такая довольно бесцеремонная манера любимца публики. Знаток природы не обиделся и заговорил с жаром, достойным Паганеля. Скворцы в Иерусалиме вовсе не мерзнут. Это чрезвычайно сообразительная птица: она облюбовала старые акации вокруг одной из Иерусалимских котельных и наслаждается ее теплом. Их там тьма, российских скворцов — вокруг котельной больницы "Шеарей цеддек".

В этот момент Газиту, по-видимому, сообщили прямо в студию новость, еще не попавшую в сводку последних известий. "Шеарей цеддек"?.. — переспросил он изменившимся голосом и прервал передачу со словами: "Передаю микрофон нашему корреспонденту в Иерусалиме".

Студийную тишину прервала лавина уличных шумов. Крики, скрежет битого стекла, лязг железа. Нам эти звуки, к несчастью, так хорошо знакомы, что сердце обрывается раньше, чем срабатывает мысль. "Как это произошло? — прорезался голос репортера. — Что вы успели заметить?" Ему отвечал голос слабый и невнятный, точно спросонья: "Взрыв. Больше ничего я не помню".

Через десять минут из сводки последних известий мы узнали: четверо убитых, тридцать семь раненых, из них десять — тяжело. Бомба взорвалась под сиденьем в центре переполненного автобуса восемнадцатого иерусалимского маршрута. Ответственность приняли на себя обе группировки расколовшейся Организации освобождения Палестины. Как представители Арафата на Кипре, так и представители Абу-Мусы в Дамаске сообщили, что взрыв был организован их людьми. Согласно их же сообщениям, в Иерусалиме взорвана израильская военная машина. По священным правилам западной журналистской этики, израильское радио передало и нашу сводку, и версию противника, при этом без всяких комментариев: нельзя давить на публику, ее право знать обе версии и самой в них разобраться.

Сводка последних известий закончилась сообщением, что взрыв произошел близ больницы "Шеарей цедцек", куда сейчас доставляют пострадавших.