Признание в любви

Проводили опыты по сознательной телепатии – «передаче мыслей на расстояние»: в соседнюю комнату, в другой город. Не получилось. Признали, что есть бессознательная телепатия, когда передающая сторона не знает о том, что передаёт, а принимающая сторона не готовит себя к приёму мысли. Это – режим паранормального восприятия, он приводится в действие сильными чувствами. Поэтому проводить лабораторные эксперименты невозможно. Конечно, где набрать столько людей, которые так любят?

Настоящая любовь говорит о себе сама, когда в ней нуждаются. Тогда ты можешь повторить слова Пушкина: «Есть в мире сердце, где живу я…»

* * *

Колют сосудистые препараты в непредставимых для нас дозах. Анестезиолог, Вячеслав Хмара, кипит энергией в противовес своей специализации – усыплять, объясняет детали и процедуры наркоза. Приятный, или мне все стали приятны, нет, не ошибся, – потом подтвердилось. Вернули надежду: появилась благодарность к врачам уже только за то, что взяли ответственность за нашу жизнь. За что отвечают профессора в Петрова?

Начинаю обращать внимание на то, что делается на улице, – оказывается, там есть Солнце. Между корпусами летают голуби, сидят на подоконниках и перед подъездами. Их подкармливают те, кто связан с кухней, но особенно выздоравливающие. Только находясь в больнице понимаешь, что значит забота. Посетители проходят мимо, им не до этого, быстро сюда – и домой.

У меня дом здесь – он там, где любимая. Знающие люди говорят, что скоро весна. Какое сегодня число? Мои внутренние часы встали. Дали надежду, слово то какое, оно нас держит, – значит пойдут.

Оформлял документы в другом корпусе, туда и обратно бегом. Спешу рассказать Ире про весну и голубей. Взбегая по лестнице непривычно нарушаю правила движения: совершаю двойной обгон. Вторым, кого опередил, оказался спортивный Усиков. Он удивляется: «Думал, что я быстрее всех». Для меня бег – единственно доступный способ ускорить время. Тогда его больше освобождается, чтобы побыть вместе. Ничто так не сближает людей, как несчастье. Раньше казалось, что ближе некуда.

Приоткрываю чуточку окно – дует, крошу хлеб на подоконник. Слетаются голуби, сталкивают друг друга, воркуют. Своя птичья жизнь, со своими заботами, для них она такая же исключительная. Ирочка смотрит, в глазах появилось выражение, а не спрятанная боль. Маленькая радость, и опять – надежда. Не рано ли записываемся в выздоравливающие? И чему, по сути, радоваться, тому, что наконец-то будут резать? Ведь это только начало, потом ещё одна операция.

Узкий коридор, слева и справа по две комнаты, одна наша, в торце большая палата. Из неё, бережно переставляя костыли, выходят две аккуратно причёсанные женщины. Одна сильно подкрашена, другая выделяется яркой кофточкой. Напротив, через холл с диванами, – мужское отделение. Оттуда слышится шум, показываются неуклюже переставляемые с помощью медсестры костыли, появляется грузный мужчина в пижаме. Думает научиться ходить. Спорт, похоже, видел только по телевидению, да и то вряд ли. За ними две довольные физиономии в тренировочных костюмах. Одна, с отросшими волосами, выпрыгивает, другая, стриженая, ещё не готова – вышагивает. Хотят добраться до женской половины, коридора. Глухо стучит обрезиненными костылями жизнь.

Рядом с нами одноместная палата с дополнительной кушеточкой. Вижу иногда большие опухшие глаза, которые смотрят мимо, и причёску, бывшую когда-то изысканной. На третий день здоровается. У неё взрослая дочка, не встаёт.

Заходит Вячеслав, обстоятельно рассказывает, что будут делать на операции, как дышать в маске и другие подробности. Всё ли понятно, есть ли вопросы? И, вообще, типовая операция, делают не по одной каждый день. (Что ж в Петрова-то не сделали?!) Отмечаю: как только что-то начинают делать, я рассыпаюсь в комплиментах, довели. Приходит Усиков, точнее, прибегает, у него есть причина бегать – некогда. Бодрый, всем довольный. Один вид – сплошная уверенность. Объясняет, что остановились на варианте: прооперировать один позвонок и скрепить винтами, у многих спортсменов такая штука, например у Плющенко. Через неделю можно будет домой. Ира смотрит с ужасом – винты в спине.

Спускаемся к шефу. Обнаружили приятное совпадение. Он, в своё время, с Ириным двоюродным братом занимался в одном клубе академической греблей, оба на четвёрке. У Саши было второе место на чемпионате мира среди старших юниоров. Позавидовал.

Предупреждает: на самом деле оперировать сложно, даже опасно из-за последствий тромбоза. Они берутся. Но я должен всё понимать… мы оба должны понимать.

– Вы согласны? Оба?

Почти не задумываясь, отвечаю. Горькие размышления с Ирой, конечно, не обсуждал. Что тут обсуждать? Уверен – это сидит у неё в голове.

– Да, – как уместно наше постоянное «мы», к нему добавились мокрые глаза. В последнее время с нервами совсем плохо, – что нам ещё делать?

Возвращаюсь в палату:

– Время назначено, готовимся.