Признания шпиона

Гербер сказал, что точно не знает, поскольку в то время, когда Ховард поступил на службу в ЦРУ, проходил подготовку и был уволен, он работал в Москве. Вдруг Герберу стало нехорошо. Все встало на свои места. Он внезапно вспомнил, что незадолго до увольнения Ховарда готовили на место "чистого" офицера в Москве.

— Толкачёва предал Ховард! — выдохнул он. — Я в этом уверен.

В репортажах, опубликованных после ареста Эймса, будет написано, что он прямо-таки трясся от страха, прибыв 2 августа на базу военно-воздушных сил "Эндрюс" на встречу с Юрченко. По версии некоторых писателей и журналистов, накануне Эймс напился до бессознательного состояния, так как ужасно боялся, что, шагнув с грузового самолёта С-5А на землю, Юрченко театрально укажет на него пальцем и провозгласит да это ты! Ты — "крот", внедрённый в ЦРУ!».

Но эти домыслы не имеют никакого отношения к действительности.

— Я был в полной безопасности, — сказал Эймс. — Было очевидно, что он ничего про меня не знал. Если бы знал, то я был бы одним из первых, кого он разоблачил в Риме.

Подойдя к перебежчику, Рик улыбнулся, протянул ему руку и повторил несколько фраз, специально заготовленных Управлением для подобных случаев.

— Мистер Юрченко, добро пожаловать в Соединённые Штаты! Передаю вам привет и наилучшие пожелания от директора Кейси. Как вы думаете, вам грозит какая-нибудь опасность?

Казалось, Юрченко слегка растерялся. Он бросил взгляд на хорошо охраняемый аэродром и отрицательно покачал головой.

— Отлично, — сказал Рик. — Пройдёмте с нами, мы приготовили для вас комфортабельное помещение.

Рик посадил Юрченко на заднее сиденье ожидавшей поблизости машины Управления и устроился рядом с ним. Туда же втиснулись два агента ФБР, боявшихся пропустить что-нибудь интересное. Рик назвался Филом. Когда машина тронулась, Рик достал из кармана карточку. Это тоже входило в стандартный сценарий ЦРУ. На карточке был напечатан текст на английском и русском языках: "Если вы располагаете чрезвычайно важной информацией, которой хотели бы поделиться только с директором Центрального разведывательного управления или другим высокопоставленным членом правительства США, скажите мне об этом, и вас сразу же к нему отвезут".

Изучив карточку, Юрченко по-русски сказал: "На"". Офицеру безопасности, который вёл машину, было приказано как минимум полчаса петлять по улицам, чтобы удостовериться в том, что их не преследует КГБ. Две "хвостовые" машины, набитые вооружёнными офицерами, составляли эскорт. Рик подумал, что эти манёвры — пустая трата времени.

Юрченко не смыкал глаз уже более 48 часов, и его следовало поскорее доставить на конспиративную квартиру, расположенную в Херндоне, Вирджиния, чтобы он смог отдохнуть.

Несмотря на то что Рик не должен был допрашивать Юрченко до прибытия на место, он решил окончательно убедиться, что перебежчик ничего про него не знает.

— Известны ли вам какие-нибудь действительно важные "зацепки" или намёки, указывающие на то, что в ЦРУ проник "крот" КГБ? — спросил он.

Позже Эймс вспоминал ответ Юрченко: "Юрченко взглянул на меня и сказал: "в апреле случилось нечто странное".

Он рассказал мне, что тогда был в Москве и до него дошли слухи о неожиданном визите в столицу шефа контрразведки советского посольства в Вашингтоне и его личной встрече с начальником Первого главного управления. Поговаривали, что в Вашингтоне произошло какое-то большое событие, но Юрченко сказал, что больше ничего об этом не слышал. Разумеется, я знал, что случилось в Вашингтоне. В апреле я впервые вышел на связь с КГБ. Причиной встречи был я!"

Когда они добрались до конспиративной квартиры, Юрченко признался, что падает с ног, но от перевозбуждения не может уснуть, поэтому Рик и сотрудник ФБР начали его допрашивать. Одно из первых откровений перебежчика содержало информацию о том, что и.о. резидента КГБ в Лондоне отозвали в Москву и посадили под домашний арест по подозрению в шпионаже на английскую разведку. "Я сразу же понял, что речь идёт об Олеге Гордиевском, и моей первой мыслью было: "О Боже, мы должны как-то его спасти! мы должны отправить в Лондон телеграмму!" Затем до меня дошло, что это я сдал КГБ Гордиевского. Его арестовали из-за меня! вот насколько раздвоилась моя личность! Разговаривая с Юрченко, я горел желанием получить у него как можно больше информации, чтобы спасти Гордиевского. Я искренне о нем беспокоился. Но в то же время знал, что именно я разоблачил его".

В тот вечер Рик вернулся домой поздно. Он сделал свои записи от руки. На следующее утро Рик собирался отвезти их в Управление, чтобы секретарша напечатала их, пока он продолжает допрашивать Юрченко. Естественно, он отложит копию и для КГБ. Рик уже знал, что Управление уличило Эдварда Ли Ховарда в шпионаже, но не чувствовал себя обязанным предупреждать об этом Ховарда или КГБ. Позже он заявит, что даже надеялся на то, что ФБР арестует Ховарда. "Я к этому относился так: "Этого ублюдка нужно обезвредить, пока он не натворил новых бед". Я знаю, что это ненормально, ведь я тоже был агентом КГБ, но я испытывал именно эти чувства".