Призрачные рощи

– Не смог жить, как прежде. Делать вид, что ничего не случилось. Мне всего было мало. Если однажды ты попробовал на вкус правду о себе, то уже никогда не смиришься с подделкой, ведь компромисс с собой – это просто проигрыш. Поэтому я все равно ушел. Там, когда все было плохо, я молился, как ребенок – только дайте мне вернуться, и, клянусь, я больше не заикнусь о Междумирье… И поэтому, кажется, унни не хотела мне помогать. Только смеялась, глядя на то, как я скупаю и краду дверные ручки по всей планете, надеясь с их помощью открыть Святилище. Она знала, что это лживое обещание. Что я не потяну такую цену слова.

Принц замолчал. Я всмотрелась в его лицо еще внимательнее. Кажется, там, в глубине глаз, поблескивали теневые блики – мои бывшие друзья.

– Унни… – Я сглотнула. – Значит, в путешествии вы научились колдовать?

– Пришлось. Кстати, со мной унни говорит вашим голосом.

Я скрыла смущение за новым вопросом:

– И в итоге унни помогла вам. Это случилось, когда вы перестали бояться?

– Нет. Это случилось, когда я набрался смелости признать правду о себе.

– Правду о том, что в Междумирье вы живее, чем вне его?

Он помолчал, потом улыбнулся:

– Я бы не смог сформулировать это лучше, Тинави.

В зрачках принца бешено плясали искорки энергии унни, и во мне навстречу им поднималась темная, безнадежная волна.

И вдруг я отчетливо поняла, что знаю, о чем говорит Лиссай – об этом счастье, об этой непреодолимой тяге, что бесконечно зовет тебя куда-то за горизонт.

О всполохе в искре, из-за которого тебе так часто снятся янтарные рощи на закате и качели в забытом саду, а сердце вновь и вновь обливается горяченным оранжевым светом. И душа сжимается от неясной, безысходной тоски по чему-то, чего даже, кажется, не существует: по какому-то миру, которого нет, или по какому-то состоянию – давно забытому или, напротив, еще не случившемуся с тобой.

Во мне тоже всегда жила эта зыбкая безбрежная тоска, из-за которой все одновременно теряет и обретает смысл. Слишком похожая на любовь, чтобы хранить ее в тишине, слишком неуловимая, чтобы говорить о ней вслух. Тоска, по сравнению с которой вся жизнь, все ее достижения, провалы, мечты кажутся незначительными, слишком плотными и материальными, чтобы воспринимать их серьезно.

Тоска, за секрет которой ты заплатишь любую цену, не торгуясь…

Я ругалась на беспечность, с которой принц огласил свое желание пройти в другой мир, не понимая, что вся его легкомысленность была только ширмой. Только попыткой уговорить себя, что это так… Игра, глупость, экскурсия, понарошку, не страшно. А вовсе не шаг навстречу своему истинному «я»: такому желанному и такому пугающему – потому что однозначно не вписывается в привычный мир.

Я смотрела на Лиса, и Лис смотрел на меня. И было что-то настолько горькое и свободное в его лице, что у меня перехватило дыхание.

Четыре года. Целых четыре года, Лис. Ведь ты совсем другой человек теперь.

Но я знала, что принц не жалеет ни об одном дне. Что вернись он назад во времени – ушел бы снова. И снова.

И снова.

И снова.

– Я знал, что вы поймете, – тихо сказал Лиссай.

Мне почему-то стало больно от этих слов. Больно – и одновременно свободно, будто в душе открыли дверцу – запертую, заклинившую годы назад. И от этого – яростно.

Ведь я сама ее заперла.

Мне так жаль. Я понимаю тебя. Я бы тоже ушла, сто из ста раз – я бы тоже ушла. Возможно, часть меня и сейчас хочет этого. Но мне все же так жаль…

Я всхлипнула и смахнула слезу.

Лиссай посмотрел на то, какими мурашками покрылись мои локти, и протянул мне свою иномирную кофту. Потом крепко сжал мои руки – то ли утешая, то ли пытаясь убедиться, что мы – настоящие. Не привидения. Не мечты. Не миражи. Кожа у Лиса была тонкой и теплой и будто бы слегка светилась в темноте. Я смотрела на узор из веснушек, казавшийся то ли созвездием, то ли пергаментом с предсказанием.

Лиссай вдруг грустно рассмеялся, и я удивленно подняла голову.

– Простите. Просто, кажется, наша история повторяется: я возвращаюсь издалека, вы плачете, а потом… – Лис, припоминая, посмотрел мне за спину, на дверную ручку, символ опасности, и утрированно округлил глаза. Я всхлипнула, а потом подыграла и прижала палец к губам. Лиссай наклонился и невесомо, нежно поцеловал меня в висок. Своебразная дань традиции.

Мы улыбнулись друг другу.

На одну сотую, нет – на одну тысячную отлегло…

– Хорошо, что вы снова дома, – упрямо шепнула я.

– Дома, – эхом отозвался Лиссай, крутя в пальцах пижамную пуговицу, которая висела у него на груди вместо оберега. Другая рука принца так и сжимала мою, не отпуская. Наши взгляды вновь встретились.

И долго дождь шумел за окном.

22. Безлунный театр