Призрачные рощи

Не успела я открыть рот для новых вопросов – о, у меня их было много! – как с улицы донеслись возбужденные голоса и громкий, заливистый смех.

Две пары ног топали по гравийной дорожке, и два знакомых интонационных рисунка – «бу-бу-бу» Дахху и «уахаха- уахаха» Кадии – сплетались в весьма оптимистичную беседу.

Дверь в пещеру распахнулась.

Первой шла Мчащаяся – задом наперед. Она бурно жестикулировала и трясла указательным пальцем перед лицом улыбающегося Дахху, следующего за ней.

– Я хочу повторить это, прах побери! – смеялась Кадия. – Ты прав: мы не зря стояли в очереди, катание на полуночных гондолах – это лучшее развлечение, и неважно, турист ты или шолоховец! Как я могла игнорировать такие простые радости все эти годы?! А тебе самому-то понравилось?

– Конечно, Кад, – Дахху улыбался ей теплее и мягче, чем обычно. – Я бы не звал тебя, если бы не считал это прекрасным делом.

– Тогда точно повторим! Можно будет взять ночной маршрут, заканчивающийся у дома Анте, – решительно продолжала подруга. – Ввалимся по окончании к нему – я с удовольствием погляжу, как в нем будет бороться расположение к тебе и холодность ко мне при попытке решить, пускать ли нас на порог, пока он сам в халате!.. Я уверена: выбор будет мучительным!

– И я тебя люблю, Кэйди, – сумрачно отозвался вышеупомянутый, поправляя манжеты заляпанной кровью рубашки.

Ребята подскочили аж до потолка, причем Мчащаяся в полете по-кошачьи развернулась на сто восемьдесят градусов.

– Тинави? Анте? Гординиус? – обомлел Дахху, узрев у себя дома незваных гостей.

Я уже шла к нему, желая шепнуть пару слов о сложившейся ситуации; выдать некое либретто к странной пыточной опере, развернувшейся в свете зажженного очага, однако…

Однако, господин Гординиус Сай не позволил прервать свое шоу. Наоборот, устроил кульминацию.

Зараза.

То, что «дело пошло по шувгею» – хороша пустынная цитата! – я поняла по вытянувшимся лицам друзей и странным звукам сзади.

Когда я оглянулась, колдун-альбинос закинул голову назад и что-то судорожно, с усилием глотал. Анте, увидев неладное, схватил пленника за подбородок и пробовал разжать ему зубы с криком:

– Плюй! Плюй, ублюдок!

Но из ноздрей и изо рта мага уже пошла черная пена – обильная, грязная, как прибой на вулканических островах Б’хала. Глаза волшебника закатились; ботинки выбивали чечетку; кожа быстро стала синеть; воздух вокруг наполнился странным дурманом.

– Горди! – ахнула я, намереваясь броситься к Саю – помочь.

Но мне не дали.

Дахху вдруг схватил меня за локоть – с невиданной для него жесткостью:

– Не подходи! – Меланхоличное лицо друга, бывшего лекаря, оказалось неожиданно сосредоточенным.

– Чт-т-т-то за наххххрен?! – запаниковала Кадия, потому что к этому моменту уже и Анте Давьер, внезапно поднабравший оттенков тьмы и изошедший пеной, с грохотом упал на пол и стал судорожно, эпилептически дергаться в опасной близости от острых камней и жаркого пламени очага.

Мгновение спустя упал Горди, вместе со стулом. От двух трясущихся тел в нашу сторону быстро ползла по воздуху черно-синяя вуаль. Как облако кристалльной пыли, как смутная моровая угроза Средних веков…

– Обе! Быстро! Вон из пещеры! Найдите Полынь! – приказал побледневший Дахху. Тон и лицо у него были такими, что не возразишь.

Пока мы с Кадией по очереди вываливались в ночь, Дахху вдохнул чистого воздуха у порога, и, задержав дыхание, сначала оттащил на матрас две жертвы неведомого яда, сам постепенно синея, а потом обернулся, чтобы заклинанием закрыть и запереть за нами дверь в пещеру. Мы стояли снаружи, на крыльце, во все глаза глядя на пепельно-свинцовое облако, поглощающее «Уголок Поэта».

Последнее, что я увидела перед тем, как хлопок двери отсек от нас сцену, была черная пена, водопадом льющаяся из носа Дахху, который заклинаниями спешно тушил огонь в очаге, закрывал окна, колдовал что-то еще в разрастающейся темноте.

Кадия вцепилась мне в руку так, что только эта боль в ладони и убеждала: все происходящее – реально, а не учебная тревога в Лазарете.

Стекла в узких высоких окошках постепенно синели, потом чернели, сообразно тому, как изнутри их подпирал антрацитовый дым – или пар? Или что?

В пещере нам слышался дробный стук зубов, колотьба конечностей об пол и какие-то заклинания, произносимые надсадно кашляющим Дахху; потом – только лишь колотьба… Прежде чем все затихло, на стекле, ближайшем к нам, проступила надпись, сделанная на стародольном языке:

«КАРАНТИН: Ф.Д».

* * *

– Они не мертвы; скажи, что они не мертвы; Тинави, скажи, что они не мертвы, – немедленно! – бормотала Кадия, глядя на то, как постепенно растекаются буквы на запотевшем стекле.

– Не мертвы, – твердо сказала я.

И это было не просто утешением, а фактом.

Ведь Гординиус в своем монологе заявил прямым текстом: он не намерен умирать, он хочет обеспечить себе безопасность.