– Бетти, не смею задерживать, – я отвесила нежити полупоклон и отошла, пуская ее вперед. Там, вдалеке, странно горбатилась улепетывающая фигура Давьера, утяжеленная длинными конечностями волшебника, свисающими по сторонам.
Ревенант, уже уставший от моего общества, с предвкушающим сипом шагнул в ту сторону, но я, сорвав лассо с бедра, зацепила им витой рог твари.
Бетти дернуло назад. Я затянула петлю туже, так, чтобы ревенант взвизгнул и, после секунды осмысления – было видно, как перекатываются желваки, – бросился уже на меня.
Я метнулась прочь от моста, обратно.
Это всего лишь тренировка. Беги-беги, Тинави. Все нормально. Цель недалеко! Пятьсот метров. Четыреста. Триста. Где-то вдалеке мне почудился удивленный вскрик Анте («Вы окончательно чокнулись, Страждущая?!»).
Ревенант бежал тяжело, грузно наваливаясь на размякшую ночную дорогу, застревая в ней длинными пальцами ног. Я же волновалась не столько за скорость, сколько за идею в целом…
Потому что вся она основывалась на единственной фразе, брошенной камераром Варроком Хасилиусом в день, когда я получила свой тридцать третий кабинет:
–
Мысль о том, что будет, если скульптура монаха не оживет, разжигала панику. Пятьдесят метров… Двадцать…
– Сэр монах!
Только сверчки поют на обочинах да сипит сзади нежить.
–
И – да.
Свет дрогнул в белом тумане.
Я вихрем промчалась мимо монаха, который, со скрежетом отбросив фонарь в сторону, выпрямился посреди дороги, встречая нежить со столбом-указателем, вытянутым на манер копья.
– Спасибо! – выдохнула я.
Надо запатентовать игру «Передай защиту».
Монах сражался быстро, ловко для камня: все время перемещался, не разгибая ног, делал широкие взмахи шипастым столбом, сначала обороняясь, а потом – уже нападая на ревенанта. Нежить клацала жвалами, прыгала, шипела, пыталась достать его то тут, то там, но каждый раз железный указатель преграждал ей путь.
Наконец ревенант, пронзенный насквозь, сначала с сипом завалился на дорогу, содрогаясь, а потом тихо растаял, как пепел на реке.
Монах невозмутимо поднял свой фонарь и принял прежнюю позу. Кончик носа отколот, щерится совсем не благостно. Указатель залит багряной кровью чудовища, не спешащей исчезать.
Да… Теперь в ночи это выглядит
Когда к нам добрался Анте, я читала старинный заговор над светящимся пятном, оставшимся на дороге после ревенанта.
Этот заговор не таил в себе колдовства, он скорее был древней традицией, данью уважения к тем, кто
– Тинави, перестаньте оживлять скульптуры! – зашипел, перебивая меня, Давьер. – Вселенная построена на балансе, здесь нельзя бесконечно брать!
– Я знаю это, Анте, – я нахмурилась.
– И тем не менее прибегаете к поддержке статуй, не пойми чьих! Какого черта! Запомните: зачастую, чем легче вам оказывают помощь, тем большее потребуют в ответ. Оказать человеку услугу – сделать первый шаг к приобретению раба в его лице!
– Мне кажется, баланс вселенной не столь прямолинеен, – возразила я. – Помогая другому, ты можешь заработать этим некие бонусы в иных областях. И наоборот: не обязательно расплачиваться по долгам в том же окне, где брал заем. Мир интереснее банка.
Анте гневно выдохнул и наставил на меня указательный палец:
– Глобально – да, вы правы! – сказал он с такой интонацией, будто подразумевал обратное. – Но в повседневности никто не хочет рассуждать на этих уровнях. Поэтому для малых связей применяют классическую, упрощенную механику: берешь у кого-то – расплачивайся с ним же. Грубо, но эффективно. Плодить должников «на будущее» любят и люди, и боги, и скульптуры. Далеко ходить не надо: ваш Полынь на этом строит половину коммуникаций. Я. Рэндом. Карл. Так что завязывайте со скульптурами, черт бы вас побрал! Просто спрашивайте себя иногда: а не фигню ли я собираюсь сделать? И если фигню – не делайте! Элементарно!
Я поморщилась, но кивнула.
И заново, покосившись на Анте, стала читать заговор, плавно двигаясь вокруг серебристой отметки, прикасаясь пальцами то к своему лбу, то к ключицам, то к основанию ладоней – к точкам