Призрачные рощи

Но чародейская комиссия не разглядела в нем «славного парня». Наоборот. Дескать, ты такой колючий, так легко ступаешь по головам, так изящно втаптываешь моральные принципы ради оценок – езжай-ка ты в Иджикаян, Гординиус, и будь там посольским магом: слушай, докладывай, веди себя мирно, а если мы скажем – наноси удар! Примерно такой же, как мы только что нанесли тебе. В Шептуны и не надейся попасть, ты редкий чванливый ублюдок, нам тут такие не нужны, у нас чинно-благородное королевство. Так что собирай вещички и топай, спасибо за уделенные нам восемь лет.

…На юге было погано так погано, что Гординиус часто смотрел на пальмы: надеялся, что какой-нибудь паршивый кокос шлепнется ему на голову и убьет. Но кокосы висели как приклеенные. Нет им веры.

Альбиносу приходилось заматываться целиком, включая кончик носа, прежде чем выходить на улицу. Да и выходить особой радости не было: Гординиуса раздражали крикливые иджикаянцы с красивыми, но подлыми глазами; вонючие верблюды, плюющие под ноги; песочные дома, похожие на пчелиные ульи; одурелая увлеченность знати бегами гигантских жуков…

Общаться с коллегами не хотелось. Эти идиоты пребывали в полном восторге от посольской работы. Строили планы: десять лет тут посижу по контракту, потом три года в Узких щелях, там – Тилирия или Норшвайн; и так, капля за каплей, будет расти уважение, стаж, зарплата и – свобода перемещений… Дурачки думали, что вершат дипломатические судьбы мира. А по факту – жалко трепыхались, смешно и неуклюже подергивая конечностями в пыльной провинции Южной Четверти.

Впрочем, они выбрали свою работу сами. Их не отвергли, как Гординиуса. Не указали на дверь: ты, мол, недостаточно хорош. Этот факт тоже не способствовал дружбе.

Через несколько лет Гординиус все же привык.

Взял незаконную, но хорошо оплачиваемую халтуру: стал сопровождать караваны в Мудру, помогал добывать артефакты. Потом и вовсе провернул многоходовочку и подгреб один небольшой контрабандный бизнес под себя. («Раз уж все считают меня сволочью, то ей я и буду, – рассудил он. – Кто я такой, чтобы разочаровывать людей?»)

А на пятый год появилась Она. Та, что сначала стала отдушиной, а потом – причиной непрекращающихся ночных кошмаров.

Как-то раз старший посольский маг слег с тепловым ударом, и Гординиус вместо него понес квартальные документы иджикаянскому визирю. Дворцовый комплекс Аль-Паламас – величественный и прохладный – давно привлекал альбиноса, и, расправившись с делами, Гординиус решил погулять там.

Он с любопытством бродил среди мозаичных галерей и сердоликовых патио, шлепал по лазурной воде искусственных бассейнов (глубина – три дюйма; наполняют ежечасно, ибо вода испаряется), любовался на фламинго, павлинов, слонов и соблазнительных наложниц, обвешанных килограммами украшений.

Разморенный жарой, сладкой и вязкой, как мед, Гординиус опустился на бортик декоративного пруда и, раскрыв веер, стал обмахиваться, разгоняя скуку. Как оказалось, он сел неподалеку от покоев султана. Дюжина охранников с изогнутыми саблями стерегла высоченные резные двери, набранные из лиловой слюды.

Вдруг послышались звуки безобразной ссоры. Кричали двое. Когда ссора стала столь громкой, что уже почти можно было разобрать слова, двери распахнулись.

Из них появилась женщина.

Она была невероятна! Благородный черный ворон среди этих разряженных попугаев. Острая, угловатая, целеустремленная, женщина пошла прочь, не оборачиваясь и не слушая визгливых воплей позади. Она пробормотала сквозь сжатые зубы: «Жирный придурок!» – и Гординиус обомлел, по языку угадав в ней соотечественницу.

– Вы из Шолоха? – не удержавшись, окликнул он.

Женщина остановилась и гневно обернулась. У нее был только один глаз; второй закрывала изящная серебряная пластина с рисунком речного водоворота. Под глазом чернело клеймо: крест.

Между тем в распахнутом зеве дверей появился сам султан, и впрямь достаточно пухленький.

– УВОЛЕНА! – завопил он, топая ногами в атласных туфлях. – УВОЛЕНА-А-А-А!

Женщина смерила его презрительным взглядом, а потом вдруг обидно расхохоталась. Охранники тотчас ощерились саблями. Гординиус на всякий случай поправил маг-браслеты на своих запястьях, но продолжал с жадным любопытством смотреть на незнакомку.

– И эта страна падет, – отсмеявшись, холодно сказала дама. Запахнулась в пустынный плащ и… исчезла.

* * *

Вскоре Гординиус снова встретил ее: на арене для бега жуков.

Женщина стояла в первом ряду, небрежно облокотившись о дощатый парапет. Ее изумительно длинные пальцы скучающе барабанили по доске.

Песчаная трасса внизу была такой узкой, что ездовые скарабеи задевали ее стены боками. Это было сделано специально: чтобы улучшить свою позицию на треке, жукам приходилось драться, а потом перелезать через трупы соперников. Всадники-иджикаянцы подхлестывали скарабеев кожаными хлыстами и науськивали друг на друга.

Зрители свистели и кричали, но незнакомка из Аль-Паламаса стояла неподвижно. Колдун узнал ее еще со спины. «Истиная грация – это умение не делать лишних движений», – подумал он.