Призрачные рощи

Он бегал по дому и орал, изредка начинал задыхаться, краснел, белел, таращил глаза и чуть ли не бил посуду. Тишь лежала на спине, закинув ступню одной ноги на колено другой, и любовалась свежей татуировкой Глазницы: той, которую сделала себе при помощи крови, украденной в Пике Волн.

– За что, за что мне это?! – в голос стонал Гординиус.

– Ты же сам решил набиться ко мне в компанию.

– Я не думал, что ты мятежная Ходящая!

– Пх. Архимастер мятежных Ходящих. Не приуменьшай мой опыт, будь добр.

– О боги!.. Ты… Сколько горожан ты убила во время бунта?! А до этого?! – В иные моменты Горди завывал, как прахова волынка. – Ты вообще человек?! Все эти твои запредельные Умения… Маски, плащи, посохи… Совершенная секретность… Небеса всемогущие, а если об этом узнают? О том, что ты живешь у меня?! Да меня казнят! Я стану предателем! Твою мать, Тишь, тебя не учили предупреждать о таких вещах?!

Тишь лениво поднялась, налила из-под крана кувшин ледяной воды и плеснула в лицо колдуну.

– Успокоился? – участливо спросила она, пока он отряхивался посреди комнаты, как ощипанный лебеденок. – Я тут законно. Я в своем полном праве. Так что зря ты так безобразно кривишься. И вообще – отрасти привычку дослушивать, прежде чем гнать коней нервного срыва.

Гординиус действительно успокоился. Тогда Тишь рассказала ему и продолжение.

То, как ее бунт был подавлен. То, как ее приговорили к смертной казни, но потом заменили виселицу на пожизненное заключение в одиночной камере. То, как ей повезло: в каменном мешке к ее услугам была бумага, маг-светильники и писчие перья.

В карцере Тишь разработала много новых магических формул и инструментов; по памяти отрисовала карту столицы и прикинула те слабые места государственной безопасности, которые не успела подлатать во время службы; вспомнила программу обучения Ходящих в Пике Волн и снабдила ее своими комментариями; переосмыслила некоторые отношения; написала мемуары и, кажется, потихонечку,

полегонечку,

по капельке

сошла

с

ума.

Что проявилось не сразу.

За семьсот семьдесят один день заключения у Тишь был только один посетитель: его величество Сайнор, явившийся как-то раз в ночи, инкогнито, наряженный в ключника.

– Ну и сволочь ты, – с порога сказал король, убирая руки в карманы. – Сволочь редкостная.

– Пришел поругаться, пха?

– Проклятье, Тишь. Ты устроила бунт в моем государстве.

– А ты реформировал мое ведомство.

– Это было необходимо. Институт Ходящих безнадежно устарел – я говорил тебе это тысячу раз и скажу в тысяча первый. Лесное королевство становится безопаснее год от года; потребность в теневых услугах уходит, а независимость ваша – только растет. Вы были задуманы как псы короны, но на исторической шкале видно: вы уже куда ближе к кукловодам, нежели к марионеткам. Я должен был остановить этот процесс, пока не стало слишком поздно. Иначе однажды вы бы сочли себя высшей расой, а нас обратили в рабов. Я рассчитывал, что мы – ты и я – договоримся полюбовно, но… В тебе, как и в твоих агентах, оказался какой-то изъян. Чертовоточина, фанатизм, мешающий принимать верные решения.

Тишь усмехнулась:

– Марионетки, псы, кукловоды… Столько слов, и ни одного верного. Мы стражи, Сайнор. Это – единственная истина про Ходящих. Мы ходим по кромке света и тьмы. Добра и зла. Хаоса и порядка. Мы защищаем вас из нашей тени. То, что ты назвал изъяном, – это не изъян. Это, Сайнор, наша сила. Знаешь, в чем она заключается? Нам не нужно искать смысл жизни. Он у нас есть. В нас его заложили, вшили в самое сердце: мы – ваши защитники.

– Да, но королевство уже не надо защищать. Не от кого, Тишь. Времена изменились.

– Это не так!

– Так.

– Ты ошибаешься, король! Столица в безопасности не потому, что в защите нет изъянов, а потому, что сейчас на тебя никто не хочет нападать. Стоит недоброму взгляду всмотреться в Шолох – о, сколько он найдет возможностей для разрушения! Везде – везде уязвимости! Даже ребенок сможет разобрать столицу по кирпичику, если у тебя не будет меня, знающей, как поймать гадину еще до начала проблем!

– Никаких гадин не предвидится, Тишь. Ты сама сказала: на меня никто не хочет нападать. Догадываешься почему? Потому что я хороший король.

Тишь гневно выдохнула, раздувая ноздри.

Сайнора не мог изменить дешевый наряд ключника. Несмотря на дерюжный балахон и грубую веревку вместо пояса, было видно: в карцере стоит сам король. Синеглазый король, лесной король, своим сердцем питающий лето. Тишь сжала кулаки.

– Но если вдруг… – рокочуще начала она, поднимаясь и шагая во всю длину цепи, закрепленной на щиколотке.

Однако Сайнор перебил ее:

– Тишь! – рявкнул он куда громче, чем говорил до этого. Она замерла.

После паузы – долгой, наполненной дуэлью двух взглядов, – он внятно, раздельно сказал:

– Ты больше не нужна мне.

Еще пауза.

– Ты. Не нужна. Мне. Что бы ты ни делала, как бы ни сопротивлялась, на какие бы жертвы ни шла – реальность под тебя не прогнется, потому что в этом уравнении нас двое, и мое мнение ты не изменишь. Так что лучше прими факт своей ненужности поскорее – и перестань сопротивляться.