Призрак и другие соучастники

— Да, у меня в классе девочка из Сиднея училась. Она рассказывала, что в Австралии много мух. Самых обычных — комнатных. Есть даже такое выражение «австралийский салют». Это вот так … — и Стася сделала движение рукой, словно отгоняет назойливое насекомое.

— Интересно. А я читала, что австралийцы — очень азартные люди. Могут спорить о чем угодно и где угодно. Поэтому Австралия — родина довольно странных видов спорта. Например, тараканьих бегов.

— Правда? А моя одноклассница ужасно боялась тараканов…

Их прервал звонок.

— У тебя же урок начался! Беги скорее, — разволновалась Алиса Сергеевна, и Стася опрометью бросилась из учительской.

В целом второй день в интернате все-таки оказался чуть лучше предыдущего. Встреча с Алисой Сергеевной — раз, знакомство с Вадиком — два. Это плюсы. А что у нас в минусах? Полчаса в туалете и разбросанные по классу рисунки? Ерунда! Ах, да. Еще брат Вадика — противный мальчишка. Сказал, что она не умеет рисовать. Тоже мне, искусствовед нашелся. Кажется, он разозлился из-за того, что его брат за нее заступился. Ну и ладно. В любом случае, два — один в нашу пользу! Один новый враг и два друга. Или почти друга — время покажет.

* * *

— Мила, ну расскажи, ты же обещала, — заныла маленькая Женя. Стася, которая до этого не обращала внимание на болтовню девочек, прислушалась.

— Ты уверена, что хочешь это услышать? — спросила Мила приглушенным голосом.

— А что? Очень страшно, да?

— Спрашиваешь. Это самая страшная история, которую я когда-либо вам рассказывала…

— Ой, девчонки, может, не надо? — засомневалась темноволосая Таня.

— Как хотите, — голос Милы сделался нарочито безразличным.

— Нет, рассказывай. Танька, не трусь! — упрямилась Женя.

— Ну ладно. Уговорили. Итак, слушайте зловещую историю призрака дома Вершицких…

… Это случилось очень, очень давно, еще до революции. Тогда по улицам Тихреченска разъезжали экипажи, запряженные лошадьми, а в стенах нынешнего интерната по субботам давали балы. После того, как скончался князь Василий Владимирович Вершицкий, все его состояние перешло единственному сыну Владимиру. Статный, белокурый, богатый — он считался самым желанным уловом у местных невест. Вот только молодой повеса связать себя узами брака, особенно с девицей из тихороченской глуши, не спешил. Его тянуло в Петербург, куда он и собирался отбыть сразу после вступления в права наследования. И вдруг князь встретил ее — дочь обнищавшего дворянина, жившего в полусотне миль от Тихореченска. Ходили слухи, что в жилах девушки текла цыганская кровь, а как иначе можно было объяснить жгучую красоту и колдовскую силу, с которой она действовала на мужчин? И Владимир Вершицкий пропал. Он тут же предложил красавице отправиться с ним в Петербург. Но гордая, пусть и бедная, дворянка отказала ему. «Уж не за девку ли безродную вы меня принимаете, князь? Что бы я, невенчанная, поехала с вами в столицу? Не бывать этому!» Через три дня князь Вершицкий явился в дом к ее отцу, чтобы сделать предложение. Но и тут получил отказ. «Обидели вы меня, — сказала гордячка, — Искупите свою вину, выполните мою просьбу — выйду за вас». Другой бы на месте юноши, услышав условие девицы, отступился, махнул рукой, да забыл. Но не таков был молодой князь Вершицкий. Выслушал он свою избранницу, собрался и уехал. Только на прощание попросил ждать его три года. Ну а если спустя это время не будет от него вестей, пусть не тянет больше — выходит замуж за достойного человека.

Чего же попросила девушка у молодого князя? А попросила она не больше, не меньше огромный сапфир — глаз языческого бога. Красавица рассказала, что на западном побережье острова Мадагаскар живет маленькое племя, которое поклоняется одноглазому божеству. Его идол стоит неподалеку от деревни, где обитают аборигены, и в единственной глазнице истукана лежит драгоценный камень. Тот, у кого он находится, владеет секретом вечной жизни. Откуда бедной провинциалке было известно о сапфире, находящимся за тысячи миль от Тихореченска, для Вершицкого осталось загадкой, но ее подробная инструкция, как найти идола, не оставила в нем сомнений — девушка знала, о чем говорит.

Целый год он добирался до малагасийской деревушки. Много разного произошло с юношей за этот срок. Он научился метко стрелять, перестал верить проходимцам, загорел до черноты и обзавелся шрамом на левой щеке. И вот, наконец, после долгих скитаний, Вершицкий нашел племя и идола. Действительно, в его глазнице покоился голубой камень величиной с кулачок младенца.

Когда князь вместе со своими спутниками — одним русским авантюристом и местным проводником — спрятались на склоне небольшой горы, откуда им прекрасно был виден каждый двор малагасийской деревушки, ее жители придавались странному обряду. Возле одной из хижин Вершицкий разглядел полуистлевшие человеческие останки, завернутые в кусок чистой ткани. Рядом сидели вполне довольные жизнью соплеменники, с аппетитом поедая мясо и фрукты. При этом аборигены, судя по интонациям, ласково беседовали с покойником.