Призрак киллера

Он ел и пил и очень жалел, что огромные стеклянные окна ресторана, выходящие на улицу, зашторены. Обидно, так можно было бы еще и любоваться вечерним видом столицы северной республики…

После ужина, когда он уже немного «отмяк», пришло время идти на вокзал. Дальше он поедет на поезде. Будет сидеть себе у окна вагона, смотреть на пробегающие леса, на мелькающие редкие огоньки станций и напевать себе под нос заунывное, но подходящее к ситуации:

По тундре, да по железной дороге,

Где мчит курьерский Воркута — Ленинград…

Он вышел из ресторана и пошел на железнодорожный вокзал пешком. Он заранее посмотрел расписание и знал, что успеет к нужному поезду. На перекрестке улиц в центре ему встретилась компания местных хулиганов. Они специально так и стояли на углу, чтобы привязаться к любому, с какой бы стороны он ни шел…

Парней было человек пять — семнадцати-восемнадцатилетние недоросли. Если они и были пьяны, то несильно. Зато рядом стояли две девки — подруги. Глупые, плохо одетые и развязные, они матерились еще пуще парней… Напоказ, что ли…

Увидев Щелкунчика, компания замолчала и как бы собралась, сгруппировалась. Это было то, что им надо — одинокий мужчина, прилично выглядящий, спокойный. Как раз то, чего они и искали для своей дикой потехи. Такого хорошо и весело повалить на землю и долго бить ногами, топтать, ломать ему ребра… Еще очень хорошо, когда у такого вот бывают очки — тогда их можно разбить прямо у него на лице, окровавить человека…

— Эй, дядя, — обратилась к Щелкунчику одна из мерзких девиц, когда он поравнялся с компанией. — Закурить не найдется?

Двое парней мгновенно, как по команде, заступили ему дорогу. Руки у них были в карманах, значит, там были либо ножи, либо кастеты. Еще трое зашли сзади, и Щелкунчик услышал позади себя шепот и препирательства — кому бить первым.

Он остановился, посмотрел на стоящих перед ним парней. Все молчали, только обе «отмороженные» девки беспрестанно глупо хихикали…

Вот так, в такой обстановке многие уже прощались если не с жизнью, то со здоровьем. Сколько слез потом было пролито семьями, детьми, женами новоявленных калек…

«Убить их?» — лениво пронеслась мысль у Щелкунчика.

После плотного неторопливого ужина мозги шевелились вяло, как-то безучастно. Был тяжелый день, потом тяжелая ночь. Он сделал сложное дело, которое потребовало много моральных усилий. Теперь вот еще это. Какие-то молоденькие сопливые подонки. Убить их не жалко. Совсем не жалко, и не потому, что Щелкунчик был киллер. Тут было совсем другое. Когда убиваешь по заказу, когда действуешь в рамках своей привычной профессии, в этом нет ничего личного. Тогда это просто дело, которое нужно сделать, и тут не может быть места для жалости или вообще каких бы то ни было чувств.

Щелкунчику удалось сохранить свою психику именно благодаря этому умению, этой способности разделять, жестко разграничивать жизнь и работу. Когда он киллер — о жалости вообще не может быть речи, как не может быть речи о личных человеческих чувствах. Щелкунчик презирал людей, которым нравится убивать.

Не так-то много ему довелось встретить таких людей в жизни, но несколько встреч у него было. Нет, это были для него совсем не люди, не говоря уж о том, что он никогда бы не признал их своими коллегами. Они любили убивать себе подобных, то есть делали это с удовольствием… Их он считал маньяками, уродами и не мог поставить себя с ними на одну доску.

Однажды он посмотрел довольно старый французский эротический фильм. Названия он не запомнил, но одна сцена врезалась ему в память сразу, потому что он мгновенно провел аналогию со своей экзотической профессией.

В той сцене к владелице публичного дома обратилась женщина-врач, которая призналась, что больше всего на свете хотела бы стать проституткой и потому просит взять ее в публичный дом… Хозяйка-бандерша предложила этой докторше поласкать себя у нее на глазах. Так сказать, на пробу… И что же? Та сделала это, после чего бандерша презрительно сказала ей: «Нет, вы мне не подходите. Вы не можете быть шлюхой потому, что вам это слишком уж нравится…»

Для Щелкунчика это было очень показательно. Он тогда сразу же подумал про себя с удовлетворением, что нет, ему ни в коем случае не нравится убивать. Он не убийца, а просто киллер-профессионал. Если бы он умел делать что-то другое и это приносило бы доход, он занимался бы другим. Просто сейчас он не умеет делать ничего, кроме тихого, аккуратного убийства заказанного лица. А в личной жизни он испытывал все чувства, включая и жалость к людям и животным.