– Я думала, что больше не увижу тебя.
– Ты по мне скучала.
– Да.
– Сильно скучала, Эйва?
Вздохнув, я закрываю глаза, а его пальцы гладят мою щеку.
– Боже, очень сильно. Я только и думала что о тебе. Все, что я…
– Вожделеешь?
Этот вопрос, заданный так тихо, внезапно повергает меня в трепет. Открыв глаза, я смотрю на лицо, смутно различимое во мраке. При свете звезд видны лишь очертания крутого, как утес, носа, упрямого подбородка. Что же еще скрывает тьма?
– Ты вожделеешь меня? – спрашивает он.
– Да.
Он гладит меня по лицу; несмотря на нежность его прикосновений, они словно обжигают мою кожу.
– А ты покоришься?
Я с трудом сглатываю. Понятия не имею, чего он хочет, но готова ответить «да». Согласна на все.
– Что ты заставишь меня делать? – интересуюсь я.
– То, чего ты хочешь.
– Расскажи.
– Ты не девственница. И знала мужчин.
– Да, знала.
– Мужчин, с которыми ты согрешила.
В ответ на это я почти шепчу:
– Да.
– И эти грехи ты покуда не искупила.
Его рука, нежно обхватившая мой подбородок, внезапно сжимается. Я внимательно смотрю ему прямо в глаза. Он знает. Каким-то образом ему удалось заглянуть в мою душу и понять, что я испытываю чувство вины. И стыда.
– Я знаю, что́ терзает тебя, Эйва. И знаю, чего ты хочешь. Готова покориться?
– Я не понимаю…
– Скажи это. – Он наклоняется ближе. – Скажи, что ты покоришься.
Мой голос едва слышен:
– Я покорюсь.
– И ты знаешь, кто я.
– Джеремия Броуди.
– Я капитан судна. Я отдаю команды. А ты выполняешь их.
– А если я решу этого не делать?
– Тогда я поберегу время и подожду женщину, которая будет достойна моего внимания. А ты уедешь прочь из этого дома.
Я чувствую, что его прикосновение словно растворяется в воздухе, и очертания его лица размываются во мраке.
– Прошу! – кричу я. – Не покидай меня!
– Ты должна дать согласие.
– Я его даю.
– Согласие покориться?
– Да.
– Слушаться меня?
– Да.
– Даже если будет больно?
В ответ на это я умолкаю.
– Насколько больно? – шепотом спрашиваю я.
– Настолько, чтобы удовольствие твое стало еще слаще.
Он гладит мои груди, и его ласки горячи и нежны. Я вздыхаю и невольно откидываю голову. Я хочу большего, куда большего, чем это. Он прихватывает мой сосок, и мои колени слабеют, а внезапная боль расцветает сладостью.
– Когда ты будешь готова, – шепчет он, – я приду.
Открыв глаза, я вижу, что он исчез.
Я одна в комнате – стою на нетвердых ногах и вся дрожу. В моей груди покалывает, а сосок по-прежнему немножко ноет. Я вся влажная, влажная от желания, и чувствую, как влага стекает по внутренней стороне бедер. Мое тело готово к вторжению, к захвату, но мой капитан покинул меня.
А может, его здесь и не было?
11
На следующее утро просыпаюсь в лихорадке.
Жгучее солнце уже разогнало туман, щебечут птицы, но мягкий морской воздух, что залетает в открытое окно, кажется мне дыханием Арктики. Замерзшая и дрожащая, я с трудом вылезаю из постели, чтобы закрыть окно, а затем снова забираюсь под одеяло. Вставать не хочется. И есть тоже. Единственное желание – чтобы в конце концов прекратился озноб. Свернувшись калачиком, я обессиленно погружаюсь в глубокий сон.
Весь день я лежу в кровати, поднимаясь лишь в туалет и за глотком воды. В висках пульсирует, а от солнца болят глаза, так что я накрываюсь одеялом с головой.
…Едва различаю какой-то звук. Кто-то зовет меня по имени. Женский голос.
Отбросив одеяло, замечаю, что дневной свет померк и комната погрузилась в полумрак. Я лежу в полусне и соображаю: кто-то и правда звал меня или мне это просто приснилось? Неужели я умудрилась проспать весь день? Почему Ганнибал ни разу не царапнул меня, требуя завтрак?
Глаза болят – я осматриваю комнату, но моего кота здесь нет, а дверь в спальню широко распахнута.
Внизу кто-то громко барабанит в дверь, и я снова слышу свое имя. Значит, это все-таки не сон.
Мне не особенно хочется вылезать из кровати, но, судя по грохоту, дама, которая ломится сюда, вряд ли отступит от своего намерения войти. Накинув халат, я на дрожащих ногах бреду к лестнице. Сумерки проникли в дом, и вниз мне приходится пробираться на ощупь, крепко держась за перила. Оказавшись в коридоре, я вздрагиваю: моя гостья стоит в открытом дверном проеме – ее силуэт подчеркивается светом фар, падающим с улицы.
Я с трудом нахожу выключатель, нажимаю, и лампы в прихожей вспыхивают так ярко, что болят глаза. Я по-прежнему ошарашена, поэтому мне требуется несколько секунд, чтобы извлечь из памяти имя гостьи, хотя мы общались буквально вчера, когда я была у нее дома.
– Мейв? – наконец-то выдавливаю я.
– Я пыталась дозвониться до вас. Когда вы не ответили на звонок, я решила все-таки заехать – просто взглянуть на дом. И обнаружила, что входная дверь настежь открыта. – Она смотрит на меня, нахмурившись. – У вас все в порядке?
Внезапно волна дурноты накатывает на меня и почти сбивает с ног. Я судорожно хватаюсь за перила. Стены начинают шататься, а лицо Мейв расплывается. Куда-то проваливается пол, и я падаю, падаю, падаю в бездну…
Слышу крик Мейв:
– Эйва!
И наступает тишина.