Призрак ночи

Не знаю, как я оказалась на диване в гостиной, но очнулась именно там. Кто-то разжег камин, и в нем теперь пляшут языки пламени – радостная иллюзия тепла, которое так и не проникло под укутывающие меня одеяла.

– Ваше давление повысилось, стало девяносто на шестьдесят. Уже лучше. Думаю, у вас было обезвоживание, поэтому вы потеряли сознание.

Доктор Бен Гордон снимает манжету с моей руки, и липучка на ней, разделяясь, издает громкий треск. Нынче врачи редко выезжают на дом, но, возможно, в маленьких городках вроде Такер-Коува это по-прежнему практикуется. Понадобился всего один звонок от Мейв – и через двадцать минут взволнованный, во всяком случае с виду, Бен Гордон с черной сумкой в руке вошел в гостиную.

– Она уже пришла в себя, когда я позвонила вам, – объясняет Мейв. – И наотрез отказалась от вызова «скорой».

– Потому что я просто-напросто упала в обморок, вот и все, – добавляю я. – Я весь день пролежала в кровати и совершенно ничего не пила.

– Не могли бы вы принести ей еще один стакан апельсинового сока? – обращается доктор Гордон к Мейв. – Необходимо «наполнить баки».

– Сейчас принесу, – обещает Мейв, направляясь в кухню.

– Сколько суеты! – вздыхаю я. – Мне уже гораздо лучше.

– Когда я приехал, выглядели вы неважно. Я уже готов был отправить вас в неотложку.

– Из-за чего – из-за гриппа?

– Возможно, у вас грипп. Впрочем, диагноз пока неясен. – Он поднимает одеяло, чтобы осмотреть меня, и тут же сосредоточивает внимание на моем правом предплечье. – А что это здесь? Откуда царапины?

Я гляжу на ряд узеньких корочек, протянувшихся вдоль моей руки.

– Ничего особенного. Всего лишь следы от когтей.

– Я заметил, что у вас кот. Очень большой. Он сидел на веранде.

– Да. Его зовут Ганнибал.

– В честь Ганнибала, который перешел через Альпы?

– Нет, в честь Ганнибала Лектера, серийного убийцы. Если бы вы знали моего кота, вы бы сразу поняли, почему его так зовут.

– И когда же вас оцарапал этот кот – серийный убийца?

– С неделю назад, мне кажется. Ничего не болит. Только иногда немного чешется.

Врач вытягивает мою руку и придвигается, чтобы осмотреть и кончиками пальцев ощупать подмышку. В том, как его голова наклоняется над моим лицом, есть что-то неуловимо интимное. От Гордона исходит аромат хозяйственного мыла и древесного дыма; в каштановых волосах кое-где виднеются серебристые прядки. Руки у него нежные и теплые, и в один прекрасный момент я с ужасом вспоминаю, что под моей ночной сорочкой нет белья.

– У вас увеличены подмышечные лимфоузлы, – нахмурившись, заключает он.

– И что это означает?

– Позвольте осмотреть вас с этой стороны.

Потянувшись к другой подмышке, он задевает мою грудь, и сосок на ней напрягается. Я ощущаю покалывание в нем и вынуждена отвести взгляд: доктор не должен заметить, что я краснею.

– А здесь увеличенных узлов нет, и это очень хорошо, – говорит он. – Я почти уверен, что знаю, в чем проблема…

Мы оба вздрагиваем от сильного грохота. И смотрим на рассыпавшиеся по полу осколки, которые только что были вазой.

– Клянусь, я ее не трогала! – восклицает Мейв, вернувшаяся в гостиную со стаканом апельсинового сока. Она сдвигает брови, глядя на осколки стекла. – Как она могла разбиться?

– Вещи не могут сами по себе слетать с полок, – замечает доктор Гордон.

– Не могут. – Мейв смотрит на меня со странным выражением лица и тихо добавляет: – И не слетают.

– Наверное, ваза стояла на самом краю, – предполагает врач; это объяснение звучит чрезвычайно логично. – Из-за каких-то вибраций в итоге она свалилась.

Я не могу удержаться и осматриваю комнату, отыскивая невидимого виновника. Знаю, что Мейв мыслит так же: «Это сделал призрак». Но я бы никогда не стала говорить такое доктору Гордону, человеку науки. Он возобновляет осмотр. Ощупывает мою шею, слушает сердце, пальпирует живот.

– Селезенка у вас в порядке. – Накрыв меня одеялом, он выпрямляется. – Ясно, в чем дело. Классический случай бартонеллеза. Бактериальная инфекция.

– Бог мой, звучит серьезно, – произносит Мейв. – А мы не можем ее подхватить?

– Только если у вас есть кошка. – Врач смотрит на меня. – Бартонеллез называют болезнью кошачьих царапин. Обычно ничего серьезного не происходит, не считая лихорадки и увеличения лимфатических узлов. В редких случаях это заболевание приводит к энцефалопатии.

– Инфекция может поразить мозг?

– Да, но вы в сознании, нормально ориентируетесь в пространстве. И бреда у вас нет. – Он улыбается. – Я готов пойти на риск и объявить вас здравомыслящей.

Ну, этого бы врач точно не сказал, знай он, что со мной было прошлой ночью. Я чувствую изучающий взгляд Мейв. Наверное, задается вопросом, который мучает и меня: вдруг мои видения с участием капитана Броуди лишь плод воспаленного ума?

Доктор Гордон роется в своей черной сумке.

– Фармацевтические компании обычно оставляют мне множество бесплатных образцов – думаю, у меня найдется азитромицин. – Он достает из сумки блистер с таблетками. – Нет ли у вас какой-нибудь лекарственной аллергии?

– Нет.