Призрак ночи

Все еще держа меня за руку, он ведет меня прочь из спальни. Бросив взгляд на наши сплетенные руки, я вижу кружева на своем запястье. И только теперь я понимаю, что полупрозрачная сорочка исчезла – на мне синее переливающееся платье. Наверное, оно сшито из шелка, который когда-то был привезен на борту «Минотавра»! Разумеется, все это сон. Неужели я сейчас сплю в своей кровати, а из комнаты выводят другую Эйву – женщину из сна?

В коридоре тоже все по-другому. На ковре переплетаются узоры из виноградных лоз, а на стенах висят портреты неизвестных мне людей, освещенные свечами в медных канделябрах. Мы с капитаном молча проходим мимо всех этих картин, а затем он открывает дверь на лестницу, ведущую в башенку.

Здесь царит полумрак, однако из-под двери наверху пробивается серебристый свет. Шагнув на первую ступень, я жду, что сейчас раздастся знакомый скрип, однако все тихо – скрип появится позже, через столетие. А сейчас мы в прошлом. Я слышу лишь шепоток шелка, касающегося моих ног, и стук сапог – капитан поднимается впереди. Зачем мы идем в башенку? Даже если мне захочется отстать, я не смогу этого сделать: его пальцы крепко сжимают мою руку, вырваться невозможно. Выбор сделан – теперь я в его власти.

Мы оказываемся в помещении, залитом светом свечей.

Я зачарованно оглядываюсь. На каждой стене висят зеркала, и я одно за другим вижу свои отражения – множество моих двойников в синих платьях растянулись бесконечной чередой. Много раз стояла я в этой комнате и видела беспорядок и плотницкие инструменты. Я даже и представить себе не могла, что это помещение может быть таким – сияющий свет, зеркала и…

Альков.

Красные бархатные занавески скрывают помещение, которое еще недавно в современном доме было отгорожено стеной. Что там, за этими занавесками?

– Ты напугана, – замечает капитан.

– Нет. – Я тяжело сглатываю, а потом признаюсь: – Да.

– Но все равно покоришься?

Я поднимаю на него изучающий взгляд. Вот мужчина, которого я видела на портрете: разметанные ветром волосы, лицо, словно высеченное из гранита. Но теперь мне видно куда больше, чем может открыть портрет. В его глазах горит голодный огонек, предупреждающий об опасных аппетитах. Я еще могу отступить. Могу выбежать из этой комнаты, из этого дома.

Но я этого не делаю. Мне хочется узнать, что будет дальше.

– Я покорюсь, – отвечаю я.

От его улыбки меня пробирает дрожь. Теперь вся власть у него, я перед ним так же наивна и беспомощна, как шестнадцатилетняя Иония, девственница в руках человека, чьи желания и страсти вот-вот прорвутся наружу. Он гладит мое лицо тыльной стороной ладони, и прикосновение это настолько нежное, что я закрываю глаза и вздыхаю. Опасаться нечего. Можно ждать и предвкушать.

Подтолкнув меня к алькову, он отодвигает занавеску, открывая то, что прячется за ней, – кровать, застеленную черным шелком. Но мое внимание привлекает не она, а то, что висит на каждом из четырех дубовых столбиков.

Кожаные манжеты.

Капитан хватает меня за плечи – и я навзничь падаю на кровать. Мое платье разметалось по белью – шелк на шелке, синее на переливающемся черном. Не говоря ни слова, Броуди оборачивает один кожаный наручник вокруг моего правого запястья, затягивает его настолько крепко, что у меня нет никакой надежды выскользнуть и освободиться. Он обходит кровать, чтобы зафиксировать мое правое запястье, и двигается с неумолимой быстротой. В первой момент я напугана, потому что его глаза горят неистовым огнем. Я полностью в его власти и не в силах его остановить.

Он приближается к изножью кровати, откидывает подол моего платья и так внезапно хватает меня за ногу, что я вскрикиваю. Через несколько секунд кожаная манжета уже крепко обвивает мою лодыжку. Теперь у меня свободна только одна нога. При всем желании я не смогла бы вырваться. Я связана и беспомощна – и тут он надевает последнюю манжету мне на лодыжку и прикрепляет ее к столбику кровати. Я распростерта на кровати – сердце барабанит в груди – и жду, что произойдет дальше.

Мгновение он просто стоит у изножья, наслаждаясь зрелищем. Его возбуждение очевидно, однако он не спешит просто-напросто воспользоваться моей беспомощностью, а вместо этого пожирает глазами мое связанное тело и смятое платье. С его губ не слетает ни единого слова, и само по себе молчание – изощренная пытка.

Он наклоняется и вытаскивает из сапога нож.

Я в страхе наблюдаю за тем, как Броуди разглядывает лезвие в свете свечи, всматривается в слабый отблеск на металле. Без всякого предупреждения капитан берется за горловину моего платья и разрезает ткань до самой юбки. Затем разрывает испорченное платье, обнажая мою плоть, и отбрасывает в сторону нож. Чтобы напугать меня, нож не нужен, довольно единственного взгляда, обещающего одновременно и наслаждение, и наказание. Я вздрагиваю, когда капитан склоняется надо мной и принимается гладить мое лицо. Его пальцы скользят вниз по моей шее, груди и животу. Он улыбается, добравшись до ложбинки между ног.

– Ты прикажешь прекратить?