Призрак со свастикой

— Не уверен… — немного подумав, ответил генерал. — В районе имелись шахты, рудники, но основная масса предприятий сосредоточена в других квадратах. Туда вели, как правило, автомобильные дороги. Иногда прокладывали узкоколейки, но состав не пройдет по узкой колее, верно? Если не ошибаюсь, лет пять назад выходил приказ, запрещающий использовать данный участок в промышленных целях. Здесь ходили воинские составы, пассажирские поезда, направление было загружено. Врезанные ветки внесли бы неразбериху в график движения. Пара путей там имелась, но это старые дела, предприятия заброшены, полотна в упадке — это не то, что вам требуется.

— В феврале движение на дороге фактически отсутствовало. Советские самолеты не летали. Несложно создать на день-другой закрытую зону. Существует ли возможность примкнуть ветку к дороге, пропустить по ней состав, а потом разобрать путь? — задумчиво проговорил Верест.

— Думаю, да, — осторожно согласился комендант. — На моей памяти инженерные части подобным занимались. Нужна дрезина с краном, пара небольших экскаваторов, инструменты, толковые руки…

— В дорожных мастерских не осталось подобных дрезин, — вставил Репницкий. — Уже работали по этой теме. В апреле наши разбомбили все дорожное хозяйство, разнесли, к чертовой матери, подъездные пути и всю ремонтную технику…

— Мудро, — хмыкнул Сенцов.

— С путевыми рабочими уже беседовали, — добавил Репницкий. — Местный гражданский контингент в этой «стройке века» не участвовал. Кто-то вспомнил, что технику однажды забирали «люди в черном». Но точную дату не помнит. Возможно, в первой декаде февраля. Снова тупик, Павел Сергеевич.

— Вообще, смешно, — покачал головой Сенцов. — Огромный состав с тринадцатью вагонами, не считая паровоза, пропадает, словно ключи от квартиры, — причем на таком участке, где и пропасть-то негде…

— Вы только сейчас это поняли, товарищ майор? — удивился Репницкий.

Верест не сдавался. Ведь должно где-то вылезти…

— Вы встречались с гауляйтером накануне его исчезновения, господин генерал?

— Исчезновения? — удивился Майер. — Разве было исчезновение? Насколько знаю, это был официальный перевод в Берлин на вышестоящую должность…

— Но Леманн посчитал это слишком высокой честью и поспешил исчезнуть, — усмехнулся Павел.

— Да, примерно за неделю до этого я искал с ним встречи… — начал припоминать Майер. — Создалась критическая ситуация в северных районах города. Нам пришлось сместить линию обороны, солдаты и гражданские гибли сотнями. Оказался взорванным мост через Лею. Жители перебирались в центр на подручных средствах, тонули. Нас теснили к воде. В батальоне усиления СС, дислоцированном на Магбургштрассе, имелось все для налаживания понтонной переправы. Мы обращались к ним, но они отказывались предоставить технику без приказа гауляйтера. А с тем, как назло, отсутствовала связь. Я был зол, как черт, лично выехал в его особняк…

Звучало бредово, но именно в этом и состояла основа управленческого хаоса, приведшего к разгрому Германии. Много было факторов, повлиявших на крах рейха: стойкость и мужество советских солдат, суровая русская зима, бездорожье, резкое сокращение ошибок командования. Их не надо умалять. И все же основной фактор: рассогласованность действий. У немцев не было централизованного командования, в отличие от Красной армии. Пехота подчинялась штабу Сухопутных сил, люфтваффе — напрямую Герингу, ваффен СС — Гиммлеру. У танкистов было свое руководство, у флота — свое. Неразумно, но факт. Для движения родов войск требовалась директива «своего» командования. Последнее, как правило, сидело в Берлине. На начальном этапе войны, когда стремительно двигались на восток, с этим справлялись. Потом же это стало катастрофой, отнимало массу времени, влекло убийственные последствия. Временами доходило до абсурда. За роль «единого начальника» иногда хватался Гитлер — при этом демонстрировал поразительное незнание истинного положения на фронтах…

— Вы нашли гауляйтера, герр генерал? Он отдал нужный приказ?

— Да, и это была наша последняя с ним встреча… — От внимания не укрылось, как непроизвольно сжались кулаки генерала. — Мне пришлось ждать его больше часа, его не было дома, он снова ездил на встречу к своей пассии…

«Стоп!» — сверкнуло в голове.

— К какой еще пассии? — взволнованно спросил Павел.

— Не люблю я этих сплетен, грязного белья… — брезгливо поводил носом генерал, — но об этом люди перешептывались у него за спиной… Дело в том, что Леманн не был образцом строгой морали. У него была семья, дети, жена, о которых он заботился, но это не мешало ему иметь любовниц и навещать их в свободную минуту. Это была часть его натуры, понимаете? Не знаю уж, как и когда он сошелся с этой особой, называющей себя баронессой, не могу сказать о ней ничего плохого, кроме того, что она несколько старше нашего гауляйтера…

— Имя! — потребовал Верест.

— Избавьте, — сморщился генерал. — Баронесса Луиза Шлессер, вдова, так сказать. Замок Мезель. Почему вы об этом спрашиваете меня — боевого генерала? Поговорите с его горничной, вытрясите из нее всю правду об этой особе…