Призрак в лунном свете

По мере ежедневного продвижения реставрационной работы Чарльз Вард с нарастающим интересом следил, как штрихи и цвета картины постепенно обретают новую жизнь после долголетнего забвения. Дуайт начал с самого низа; поэтому, поскольку портрет был в три четверти натуральной величины, лицо некоторое время не проявлялось. Между тем уже было видно, что запечатлен худощавый, но крепкого сложения мужчина в темно-синем сюртуке, расшитом камзоле, черных атласных панталонах и белых шелковых чулках, сидевший в резном кресле на фоне окна, за которым виднелись пристани и корабли. Когда начала вырисовываться голова, юноша увидел аккуратный парик и узкое, спокойное, невыразительное лицо, и Варду, и художнику показавшееся смутно знакомым. Лишь по завершении работы, с потрясением вглядываясь в тонкие бледные черты, заказчик и реставратор начали понимать, какую невероятную шутку сыграла кровь. Финальный штрих острым скребком, последняя протирка маслом — и перед ними возник лик, не видавший света вот уж полтора века; и в оживших чертах зловещего пращура пораженный Чарльз Декстер Вард, фанатичный поклонник старины, узнал самого себя!

Вард привел родителей посмотреть на обнаруженное им чудо, и отец сразу же решил выкупить картину — не помешкав даже перед ее принадлежностью стенной панели. Сходство с юношей, хоть человек на портрете выглядел несколько старше, было поразительным; странная превратность наследственности через полтора столетия породила точного двойника Джозефа Карвена. Миссис Вард совершенно не походила на своего отдаленного предка, хотя и могла вспомнить иных родичей, имевших черты, общие с ее сыном и жившим давным-давно дельцом. Она не особенно обрадовалась находке и заявила мужу, что портрет следовало бы сжечь, а не привозить домой, — было в нем, по ее мнению, «нечто зловредное», лишь подчеркиваемое необычайным сходством Джозефа с Чарльзом. Она твердила, что в нем есть что-то отталкивающее, он противен ей и сам по себе, но особенно из-за необычайного сходства с Чарльзом. Однако господин Вард, мужчина практичный и властный, владелец многочисленных хлопчатобумажных фабрик в Ривер-пойнт и долине Потаксета, был не из тех, кто слишком чуток к впечатлительной женской натуре. Картина произвела на него сильное впечатление своим сходством с сыном, и он считал, что юноша заслужил ее в качестве подарка. Нет нужды говорить, что Чарльз всецело согласился с этим мнением, и несколько дней спустя его отец разыскал хозяина дома, юркого еврея с крысиным личиком и гортанным акцентом, и, дабы предупредить неизбежные елейные излияния в русле торга, сразу утвердил весьма выгодную цену, выкупив деревянную панель вместе с каминной полкой и всеми резными элементами орнамента. Ныне оставалось лишь снять ее и перевезти в дом Вардов, а там уже — подвергнуть должной реставрации и установить над камином в кабинете-библиотеке Чарльза на третьем этаже. На нового владельца антикварной редкости была возложена обязанность проследить за ходом дела; и двадцать восьмого августа двое искусных мастеров из столярной мастерской Крукера прибыли в старинный дом, под надзором Варда осторожно демонтировали деревянную панель над камином и поместили ее в грузовик. За панелью открылись нагие кирпичи дымовой трубы — в кладке кто-то сделал квадратную выемку в фут глубиной, прямо за нарисованной главой Карвена. Чарльз, любопытствуя о предназначении ниши, изучил ее повнимательнее — и из-под толстых слоев пыли и печной сажи изъял несколько пожелтевших листов бумаги и толстую записную книжку, перевязанные истлевшей тканой лентой. Обтерев тряпицей пыль и золу, Вард взял в руки находку — и прочел надпись на обложке тетради для записей, сделанную уже хорошо знакомым ему почерком: Дневник и Заметки Д. Карвена, Гражданина Провиденса, а прежде — Салема.

Взволнованный сверх всякой меры своим открытием, Вард показал книгу двум любопытствующим рабочим Крукера. В тот момент они нисколько не усомнились в природе и подлинности находки, и доктор Уиллет полагается на их убежденность, утверждая собственную теорию о том, что юноша не был бесповоротно сумасшедшим и не «подгонял» под собственный эксцентричный взгляд на вещи факты истории. Все прочие бумаги были также написаны почерком Карвена, и одна из них казалась особенно зловещей из-за подписи: «Тому, кто останется после меня, — путь за пределы Времени и Сфер». Часть их была закодирована шифром, который, как надеялся Вард, повторял шифр Хатчинсона, все так же ставящий юношу в тупик; содержался здесь, на радость искателя, и ключ для дешифровки. Пара писем адресовалась соответственно «господину Э. Хатчинсону» и «эсквайру Иедидии Орну», «либо же наследникам оных или их представителям». Наиболее объемный документ был означен как «Описание Жизни и Путешествий Джозефа Карвена, 1678–1687: Маршруты, Остановки, Увиденное и Узнанное».

3