Призраки Черного моря

Нашёл он его недалеко, в самом начале ореховых зарослей, начинавшихся сразу за околицей деревни. Егор лежал на земле лицом вниз и яростно всхлипывал, пальцами царапая сухую землю. Услышав шаги, он прекратил плач и обернулся к Рустаму:

– Зачем пришёл? Уходи! – Егор оттолкнулся от земли, развернулся и сел, подтянув колени к подбородку и обхватив их правой рукой.

– За тобой пришёл, – улыбнулся Рустам, присаживаясь рядом и приобнимая Егора за плечи. Тот резко дёрнул плечами, сбрасывая руку Рустама, и даже чуть отодвинулся в сторону.

– Да ты не кипятись и не злись на Батю. Ему приказали тебя отправить в тыл. А приказы не обсуждают.

– Даже если отправят, я всё равно сбегу обратно на фронт. Куда бы ни отправили. Я в детдом не пойду. Зря, что ли, я оттуда сбегал?

– Так, давай-ка теперь поподробнее…

– А тебе что, интересно, что ли? – всё ещё злился Егор.

– Очень. Рассказывай, – и Рустам придвинулся ближе.

Егор исподлобья глянул на него, растёр кулаками остатки слёз по щекам и, едва разжимая губы, проговорил:

– Отца забрали осенью сорокового. Мне уже четырнадцать было…

Глава 13

…Семья Ивановых жила в Наро-Фоминске, недалеко от Москвы. Отец был военным и, как только Егор немного подрос, брал его с собой на стрельбище. Иногда ему разрешали и пострелять. Мама преподавала немецкий. И с самого детства говорила с Егором дома то по-русски, то по-немецки. Сказки она ему читала и Пушкина, и братьев Гримм – и те и другие на языке оригинала.

Жили дружно и счастливо. Мама была очень красивой и всегда улыбалась. Отец всё время дарил маме цветы. Ещё мама очень хорошо готовила.

Однажды она приготовила особенно вкусный ужин. На ней было красивое красное платье, и она вся буквально светилась. Отец пришёл с цветами. Глядя на родителей, можно было подумать, что они только познакомились. И Егор тогда подумал, что когда вырастет, то обязательно женится на девушке, похожей на маму, и, как отец, тоже будет дарить ей цветы.

Рано утром, перед тем как уйти на работу, отец, как обычно, зашёл в комнату к Егору.

– Доброе утро, сынок, – сказал он, присаживаясь на кровать.

– Доброе утро, отец. Ты чего так рано сегодня? – Егор коснулся пальцами отцовской кобуры и почувствовал запах свежего одеколона и кожи портупеи.

– Много дел. Больше, чем обычно, – развёл руками отец.

– А хочешь, я тебе помогу? – Егор сел. – Ты мне объясни, я быстро учусь.

– Вот вырастешь и обязательно поможешь, – улыбнулся отец.

– Я уже вырос. Мне скоро пятнадцать.

– Да, Егор. Ты вырос хорошим парнем, и я горжусь тобой. И ты уже можешь позаботиться о маме.

– Конечно, отец. Только я не понимаю… – Егор смотрел в глаза отца, которые почему-то были грустными.

– Сынок, скоро у тебя будет сестрёнка, ну или братишка.

– Это правда? Вот почему я должен теперь заботиться о маме?

– Ты всё правильно понял, Егор. И помни, что я очень люблю тебя и твою маму. Что бы ни случилось, помни об этом.

– Я тоже тебя очень люблю. А что может случиться?

– Ничего, сынок. Это я так, к слову. Мне надо идти.

– До вечера, отец.

– До вечера.

Отец вышел из комнаты, а Егор выскочил вслед за ним. Отец склонился к маме и поцеловал её.

– До вечера, любимый, – сказала мама.

– До вечера, Любаша. Береги себя.

Вечером отец не вернулся.

Егор с мамой не понимали, что происходит. Мама звонила отцу на работу, но там никто ничего не мог объяснить. И только через три дня им объявили, что отец арестован как враг народа. И ему не положено ни свиданий, ни передач.

Мама плакала, долго плакала. Из школы её уволили, и они жили только благодаря урокам, которые она давала дома немногим оставшимся ученикам. Егор взял на себя все мужские обязанности по хозяйству.

А по вечерам, сидя за круглым обеденным столом, они читали вслух стихи Генриха Гейне – «последнего немецкого романтика», как любила его называть мама Егора. Это была одна из её любимых книг – маленький красный том величиной с ладонь, изданный в Берлине ещё до революции.

Именно таким тихим вечером накануне Нового года к ним и пришли. Трое из НКВД. Они перерыли весь дом, но ничего не нашли. И всё равно приказали собираться.

Маму увезли неизвестно куда, а Егора определили в Нарофоминский детский дом. Единственное, что ему осталось на память, – это красная книжечка стихов Гейне, которую он успел спрятать на груди под рубашкой.

В детском доме поначалу было не так уж плохо. Даже, как и в школе у Егора, был стрелковый кружок. Свой значок «Юный ворошиловский стрелок» он получил ещё в тринадцать лет, не раз участвовал в соревнованиях и даже пару раз занимал первое место. Здесь он тоже оказался в числе первых – и по стрельбе, и по немецкому языку. И за свои знания в немецком получил обидную кличку Немчура.

После очередных занятий тренер по стрельбе подозвал к себе Егора и одноклассника Сашку, тоже делавшего немалые успехи:

– Молодцы, ребята. Оба молодцы. Через месяц будут проводиться городские соревнования. Один из вас будет участвовать. Лучший из вас. С этого дня тренировки каждый день. Потом выберем победителя. Это всё.

Ребята стали расходиться, но учитель окликнул Егора: