До открытия оставалось каких-то пару часов, и Исмаэль в последний раз обходил зал в поисках проблемных участков. Но все было на высоте: подсветка картин, центральное освещение, музыкальное оформление. Работы его друзей уже были расставлены в назначенных зонах. Невесть что, но Дельгадо делал им одолжение, делясь крупицами своей славы. Спустя несколько минут Исмаэль все же нашел недостающее звено. В зале отсутствовали работы Элоя Кальво.
– Ну что ж. Ты сам решил упустить свой шанс. Я великодушен и моя совесть чиста, – подумал Исмаэль, почесывая глаз двумя пальцами. Легкая аллергия на краску, как это не парадоксально, не стала помехой талантливому художнику. Наглотавшись таблеток, он рвался в бой.
– Готовы? Сегодня мы станем популярнее чем красотки на пляже Сан Себастиа! – воскликнул хозяин «DelGado D’Art».
– Исмаэль, прошу, не торопись с открытием! – воскликнула вдруг Люсия, быстро набирая что-то в телефоне.
– С какой это стати? Ну что там еще?
– Элой опаздывает. Но скоро будет здесь и очень просит тебя подождать его.
– Не слишком ли много чести? Он думает, я разрешу ему тащить свои работы через зал полный гостей? Он спятил? Не хватало еще, чтобы люди ушли не дождавшись. Вот это будет позор! Скажи ему, что он продул свой звездный час.
Исмаэль был разочарован в Кальво, но не настолько, чтобы отменить событие, которого ждал год.
– Начинаем немедленно! – объявил сгорающий от нетерпения живописец, и эти слова утонули в хоре всеобщего одобрения.
Спустя минут пять зал уже заполнялся первыми посетителями. Эти пестрые и громкие ценители красоты принялись насыщаться современным арт-искусством, шепотом обсуждая Дельгадо, ведь сегодня он, похоже, превзошел самого себя.
Белые стены тонули в полумраке большого зала, где проходило мероприятие. Окна были задернуты шторами, создав своеобразную иллюзию другого измерения, а тусклое освещение намеренно заставляло ощутить себя за гранью реальности. Картины этого смельчака Дельгадо пугали и возбуждали, вызывали массу вопросов, и самый главный из них: где эта невинная первозданность, о которой он столько говорил?
Обнаженные мужчины и женщины с опаленными крыльями бабочек, стояли взявшись за руки, образовав длинную вереницу, а позади виднелись разоренные города, заросшие многовековой растительностью.
– Как живые, – прошептала девушка с фотоаппаратом, сделав пару снимков.
Другая картина изображала молодого парня с крыльями, приколотыми к кресту большими булавками. Перед ним на коленях другой молодой человек тянул к нему руки, но одно уцелевшее крыло не давало ему взлететь, а второе лежало рядом, прозрачное и растерзанное.
– Читаем между строк, господа, тут особого ума не нужно, – усмехнулся пожилой мужчина с желтым блокнотом, в который неустанно записывал свои комментарии со скоростью несущегося локомотива.
Целые ряды боли, подтекста и зловещего гротеска, разбавленные легкими работами тех, кому посчастливилось считать себя частью арт-семьи Дельгадо, заполнили собой откровенный аттракцион.
Красочные пейзажи Люсии знакомили с атмосферой ее родной Венгрии. Отчасти преувеличенная красота мощеных улиц Будапешта, утопавшего в цветах, и слишком счастливые лица горожан говорили о тоске госпожи Верес Биро по дому. Убежденный романтик Рауль Хименес изобразил ночной Сиджес в несколько сказочной манере: с целующимися кошками на крышах. Самая молодая в команде участница Сара Марин Изабель рисовала пожилых людей. Ее волновали серьезные отношения, старость и крепкие узы со слезами счастья. Остальные участники ничем особым не выделялись.
Исмаэль прогуливался по галерее, улыбался, гордо подняв голову, и отвечал вежливостью на комплименты, поток которых не иссякал. Краем глаза он засек какое-то странное движение со стороны входа. Ему показалось, что он видит полотна, завернутые в белую ткань, но приглядевшись, никого не заметил. Справа от него стоял пожилой мужчина-азиат и говорил по-китайски, разглядывая одну из работ Дельгадо. Это картина у Исмаэля была одной из самых любимых.
Девушка обнимала парня. Лица его разглядеть было нельзя, но в ее глазах читалась горечь, словно от утраты. Девушка на картине напоминала Исмаэлю сестру, погибшую в автокатастрофе много лет назад. И раскрывая эту тему, он представлял ее испуганной и запертой в стране одиночества, обнимавшую брата, который забыл о ней. Этим парнем и был сам автор. Казалось, будто это она потеряла его, а не наоборот.
– Возможно, смерть – это утрата для обеих сторон? – подумал Исмаэль, подойдя к полотну. Пожилой китаец, стоящий рядом, перевел на него взгляд и произнес что-то по-китайски, возвращаясь к созерцанию картины.
– Спасибо, что пришли… – пробормотал Дельгадо, намереваясь отойти.
– Господин Менг говорит, что у вас игристое вино в глазах, но в сердце таится вся его сложность, – услышал вдруг он женский голос и, обернувшись, заметил девушку-переводчика, которая все это время стояла неподалеку.