Призвание

На 51-м году Михаила Никифоровича Ахутина не стало. Все, кто знал его, тяжело переживали утрату талантливого ученого, мужественного человека, прошедшего через горнило войны.

Госпитальной терапевтической клиникой стал заведовать приглашенный из Ленинграда профессор А. Л. Мясников.

Пожалуй, никто в институте не умел так красочно и образно читать лекции, выступать с научными докладами, как Александр Леонидович. Студенты любили присутствовать на его обходах больных, на занятиях студенческого кружка.

При нем клиника буквально преобразилась и стала центром диагностики и лечения сердечно-сосудистых заболеваний, а также центром подготовки научно-преподавательских и врачебных кадров. Став впоследствии директором Научно-исследовательского института терапии Академии меднаук СССР, А. Л. Мясников не оставил кафедры и продолжал вести курс терапии. Как бы ни был он занят в институте, назначенная лекция или клинический разбор больных для учащихся никогда не отменялись. Обучение студентов он ставил превыше всех других дел, хотя и исследовательской работой занимался с воодушевлением и интересом.

Почти каждый год профессор выпускал монографии по актуальным вопросам сердечно-сосудистых заболеваний. Он был признанным авторитетом в лечении атеросклероза; часто выступал не только перед научной аудиторией, но и по радио, телевидению. Очень велик его вклад в профилактику сердечно-сосудистых заболеваний, и его рекомендациям многие обязаны жизнью.

А. Л. Мясников достойно представлял советскую науку на международных съездах, конференциях, симпозиумах. И не случайно он единственный из советских ученых удостоился высокой чести: Всемирное общество кардиологов в знак признания его заслуг перед мировой наукой вручило ему «Золотой стетоскоп».

Выступления Александра Леонидовича на Ученом совете всегда отличались эрудицией и широтой взглядов. Он умел видеть дальше других. Его суждения порой казались резкими, но он не умел льстить, не хотел прощать бескрылую ограниченность и ремесленничество. Его, например, никто не мог убедить голосовать за диссертацию, если, по его мнению, она ничего нового не вносила в науку. Александр Леонидович никогда не отдавал голоса при выборе профессора, доцента, если у кандидата, по его мнению, не было достаточных для этого данных. Вместе с тем он был чрезвычайно человечным по самому своему существу, добрым и отзывчивым, и больные чуяли в нем не только крупного специалиста, но и сердечного, внимательного человека.

А. Л. Мясников был нетерпим к срывам и нарушениям дисциплины, этики. Недисциплинированность, грубость, леность он не прощал никому, в том числе и своим близким. Однажды он узнал, что его младший сын, студент-медик, в чем-то провинился. Александр Леонидович тут же явился ко мне (я в 1956 году был назначен ректором института) и, нервно расхаживая взад и вперед по кабинету, раздраженно говорил:

— Нечего держать таких в институте! Гоните вон! Вон!

Стоило больших трудов успокоить его. Логика моих рассуждений была примерно такова: проштрафившихся студентов у нас не так уж мало, и если их всех гнать, то кто же останется?

— Дело ваше! Вы ректор, вам и решать, а я свое мнение высказал! — совсем рассердился Мясников.

К великому сожалению, Александр Леонидович не дожил до 50-летия Советского государства, гражданином и строителем которого он был до последнего дня своей жизни. Его именем назван Институт кардиологии Академии медицинских наук СССР в Москве.

Кафедру факультетской хирургии, где некогда работал Н. Н. Бурденко, в послевоенные годы возглавил его достойный преемник — генерал-лейтенант медицинской службы Н. Н. Еланский. Воспитанник Военно-медицинской академии имени Кирова, Николай Николаевич долго работал под руководством выдающегося хирурга С. П. Федорова.

Участник боев на Халхин-Голе и в Финляндии, Еланский занимал во время Великой Отечественной войны должность главного хирурга фронта. Он пришел в институт, имея огромный опыт организационной и научной работы. Еланский-лектор не пользовался столь громкой славой, как Мясников или Ахутин. Кое-кто считал, что у него нет дара подавать учебный материал живо и образно. Однако, увидев Николая Николаевича за операционным столом или в палате около больного, все проникались к нему благоговейным уважением.

Трудно было представить, как этот огромного роста человек, с невероятно большими ладонями и толстыми пальцами, мог так виртуозно выполнять самые тонкие манипуляции на сосудах. Нельзя было не дивиться его изумительному мастерству.

Рост, размеры рук и ног были у Николая Николаевича настолько необычными, что, стоя с ним рядом, все невольно чувствовали себя ничтожно маленькими. Когда мы бывали с Еланским за границей, то постоянно ловили восхищенные взгляды своих коллег. Они словно говорили: «До чего же большой и красивый русский человек!» Невольно пожалеешь, что в природе мало таких обаятельных представителей рода человеческого. Впрочем, сам Николай Николаевич очень сетовал, что природа так расщедрилась по отношению к нему.