Призвание

— Вот окрепнете, встанете на ноги, — говорил он крестьянам, — появятся средства. Будет на что построить и школу-девятилетку, и больницу, и клуб для молодежи. Вот тогда и заживете по-настоящему, так, как мечтал Владимир Ильич!

Кончится собрание, и Анатолий идет по домам — навещать своих больных, а заодно вести беседу «по душам». Тут нужна была аргументация и агитатора, и тонкого психолога.

Около года в одном из глубинных районов работал Николай Маслов. Его так полюбили крестьяне, что написали в институт письмо с просьбой разрешить им избрать Николая председателем колхоза. Когда мы приехали в этот колхоз на уборку урожая, то сразу поняли, откуда такая любовь и уважение. Целый день Николай пропадал в поле вместе с колхозниками, а по вечерам — у него прием в больнице.

Когда кончились осенние работы, Колю Маслова провожало все село, как близкого, родного человека. Добавлю, что впоследствии хирург из него вышел отличный.

Многие из нас попали в деревне в сложную обстановку. С одной стороны, в стране появлялись уже целые районы сплошной коллективизации — свидетельство исторического поворота основной массы крестьян к социализму. Это и радовало, и поднимало дух. С другой — не дремали и кулаки — совершали поджоги, убийства из-за угла, исподтишка, вели бешеную агитацию против колхозов…

Довелось и мне, как говорится, воочию увидеть, что такое классовая борьба в деревне. А произошло это так. Мы с женой-студенткой решили навестить брата Павла — он работал тогда председателем колхоза в селе Белкино Калужской области. Павел с семьей жил на отшибе села в школьном здании. Мы знали, что местные кулаки и подкулачники создали невыносимые условия для жизни семьи брата: им не продавали продукты, дети не имели молока. Угрожали расправой.

И вот поздно вечером сошли мы с поезда на знакомой станции и по узкой тропинке поспешили к дому брата. Когда подошли ближе — решили, что попали не к тому дому: дубовые двери в нижнем этаже сорваны с петель, оконные рамы вырваны и искорежены. На втором этаже стекла в окнах выбиты, вместо них торчат подушки, одеяла. Разоренный дом погружен в темноту, только в одном из окон угадывается слабый свет керосиновой лампы.

В недоумении поднимаемся по темной лестнице на верхний этаж, стучимся. Узнав, кто мы, брат открыл дверь. В ответ на наши тревожные расспросы он рассказал, что прошлой ночью жена его Лина с малыми ребятами выдержала настоящую осаду ломившейся в дом банды.

Дело было так. Он уехал на Белоусовскую текстильную фабрику, где выступал с докладом о текущем моменте. Задержался и решил было заночевать у знакомых, но уснуть не мог, сердце сжимала тревога… В три часа ночи Павел зажег «летучую мышь» и отправился домой. На полпути к дому стояла сторожка лесника. Брат не раз ходил мимо сторожки, но на этот раз решил «спрямить» дорогу и идти по тропе, которая шла чуть в стороне от дороги, ближе к оврагу. Вдруг слышит, от дома лесника раздался выстрел, потом другой… Над головой упала подсеченная пулей дубовая ветка… Засада! Павел тут же погасил фонарь и в кромешной тьме отполз в овраг, а затем осторожно стал пробираться к дому. Это заняло много времени. А когда подошел, увидел — что-то произошло. «В беспамятстве рванулся к дому, — продолжал брат. — Внизу никого… Испугался до смерти — не за себя, за семью. С трудом поднялся наверх, забарабанил в дверь. Когда Лина открыла, ноги подкосились. Вижу, что жена и ребята целы и невредимы, а все никак в себя не приду, — закончил Павел. И добавил: — Ладно, Владимир, дело фронтовое. Ведь вопрос решается так: кто — кого. Вот враги и пускают в ход пули, топоры. Только они нас больше боятся…

На всю жизнь запомнилась эта тревожная, боевая пора борьбы за новую, социалистическую деревню. Прошло несколько десятков лет, и мне пришлось снова быть в этих местах. Там, где был лишь дикий лес, болота, там, где из обреза стреляли в активистов, вырос теперь город Обнинск — город науки. Большой отряд ученых раскрывает тайны атома, находит новые, все более могучие средства борьбы за жизнь и здоровье человека.

«КОММУНАРЫ»

В нашу студенческую жизнь постоянно врывалось что-то новое. В то время шла реформа высшей школы, и то и дело, порой без достаточного основания, менялись программы, учебные планы, методы обучения.

Одно время мы учились по бригадному методу: знания студентов оценивались по успеваемости академической группы. Студенту достаточно было присутствовать на практическом занятии, и это уже обеспечивало ему зачет. Экзаменационные оценки по предмету выставлялись на основании собеседования профессора или доцента с группой в целом. Но этот «прогрессивный» метод, к счастью, продержался недолго. Вновь были введены семестровые и курсовые экзамены по основным предметам. Перед экзаменатором была уже не группа, а один студент, и знания его проверялись по всем статьям.