Призвание

Пока профессор переодевался, мы успели рассмотреть просторный, вытянутый в длину кабинет. Большой письменный стол завален рукописями, книгами. Книжный шкаф, два старых кресла у стола, легкие гнутые стулья, какие сейчас уже не часто встретишь. В углу кабинета стояли виолончель, пюпитр с нотами. Хозяин кабинета явно был большой любитель музыки. Своеобразной «деталью» кабинета были кролики, которые безмятежно прыгали на полу, оставляя на нем характерные следы…

Угостив нас чаем, Алексей Дмитриевич поднялся и стал ходить по кабинету, заложив руки за спину, обсуждая только что поставленные эксперименты.

— Вы видели, я проводил наложение инородных тел на область серого бугра основания мозга, — говорил он. — Через несколько дней у собаки быстро разовьются разнообразные патологические явления: появятся язвы на коже конечностей и по ходу желудочно-кишечного тракта, кровоизлияния в легких, надпочечниках. Что сие означает? — спросил нас профессор и, не дождавшись ответа, продолжал: — Животные погибают от так называемой нервной дистрофии. По такому же типу патологический процесс может развиваться и в случаях, когда источником раздражения являются различные специфические яды, выделяемые микробами…

Из этих наблюдений можно сделать вывод, — заключил Алексей Дмитриевич, — что любой вызывающий болезнь агент, какими бы специфическими качествами он ни обладал, оказывает на организм, на нервную систему характерное действие, приводящее к расстройству основных жизненных функций организма.

Но с помощью нервных воздействий можно существенным образом менять течение патологического процесса. Если процесс не зашел слишком далеко, его можно приостановить и ликвидировать. На этом основаны методы патогенетической терапии, применяемые при ряде заболеваний, в том числе и гнойно-воспалительных процессах, — методы воздействия на нервную систему в виде новокаиновой блокады.

Многое, о чем поведал профессор, было откровением. О роли нервного фактора в развитии болезни нам в институте говорили мельком или просто упускали. И вот сейчас мы услышали из уст Алексея Дмитриевича новое слово в теории медицины.

Мы покинули лабораторию Сперанского с «распухшими головами» и, чтобы как-то успокоиться, отправились в кино.

Во время пребывания в Ленинграде мы имели возможность познакомиться и с работами профессора Г. В. Шора — известного патологоанатома.

Профессор Шор разработал новый метод вскрытия трупов, основанный на топографоанатомическом принципе и на убеждении, что нужно до конца исследования сохранять анатомическую связь всех органов между собой. Разработанный Шором метод отвечал современным требованиям развития медицинской науки, помогал разрешать вопросы клиники, патологической анатомии, судебной медицины. По заключению академика Н. Мельникова-Разведенова, метод революционизировал старую «органную» технику исследования, предложенную в свое время Вирховом.

В 30-х годах этот метод получил признание среди патологов Ленинграда. В других городах вскрытия производились все еще по старой вирховской методике. Да и у нас, в Москве, на кафедрах метод вскрытия по Шору практически не применялся. Все это подогревало наше желание побывать у профессора и изучить новый метод исследования с помощью самого автора.

Полный, коренастый, добродушный, он сердечно принял нас и сразу же увлек своими идеями. Мы ходили вдоль стеллажей, сплошь заставленных глубокими фарфоровыми чашами, в которых хранились консервированные по его методу (в обеззараженной среде) препараты отдельных органов и тканей.

— Метод прост, дешев и может быть использован в любых условиях, — говорил профессор. — Для консервирования не нужно специальных сред, посуды, особых реактивов, а вместе с тем препараты могут храниться десятилетиями.

И тут же показывал нам препараты сердца или почек, которые находятся в музее больше 30 лет.

— Советую изучить этот метод консервации органов и ввести его у себя на кафедре, а то, небось, храните препараты в банках со спиртом, как было заведено пятьдесят лет назад, — шутил Г. В. Шор.

Нас очень подкупало, что профессор разговаривал так, будто мы были знакомы много лет. Это была его манера.

На кафедре у профессора Шора ознакомились с новым методом вскрытия. И постарались досконально изучить и освоить его. Из Ленинграда возвращались обогащенные новыми знаниями, и нам не терпелось поделиться ими с товарищами по кафедре. В первую очередь решили продемонстрировать метод вскрытия по Шору. Вскоре меня попросили показать технику вскрытия студентам-выпускникам.

На одном из таких занятий мне пришлось отвлечься, чтобы помочь студенту Хорошко, который производил вскрытие тела человека, погибшего от сепсиса. Увлеченные работой, не заметили, как поранили себе руки. Вернувшись домой, я почувствовал резкое недомогание, головную боль и лег в постель. В это время раздался телефонный звонок: мать Хорошко интересовалась моим самочувствием и жаловалась, что сын совсем разболелся. Смерил температуру — 39 градусов! Домашние заволновались. Случилось страшное: я и Хорошко заразились сепсисом.