Про/чтение (сборник эссе)

Обо всем этом мы говорим сегодня с С. на шезлонгах на палубе. С., человек благородный, был профессором в университете в Вене, когда убивали тех евреев в Станиславове и повсюду, когда самых молодых поляков — почти детей — делали палачами в лагере в Бухенвальде, заставляя их таскать по деревням и городам Тюрингии двойные виселицы, на которых могли висеть по три человека с каждой стороны, когда поляков вешали за измену чести (изменой чести было допустить, чтобы товарищи сбежали из лагеря и не сдать их), когда поляки, евреи, цыгане и многие, многие другие гибли сотнями тысяч, забитые палками, задушенные, отравленные, от смертельных инъекций и просто от голода и нечеловеческого истощения.

«Клянусь вам, — говорит он, — я ничего, ничего об этом не знал». Помолчав: «Только около 1942 года до меня дошли известия об убийствах немцами евреев, где-то в России, но было строжайшим образом запрещено говорить о таких вещах, и вести об этом были глухие и неточные». Так говорит С., стараясь вспомнить, чтó он видел и сколько было его вины в том, что он не знал об этих вещах. «…Да, да, я помню, еще в 1938 году сожгли несколько синагог, громили еврейские магазины, этого я не мог не знать. Один юноша, поклонник Гитлера, его расовых теорий, СС, прибежал к нам весь бледный, трясущийся: „Нет, я не могу этого вынести, — говорил он. — Нам велели переодеться в гражданское, изображать разозленную толпу, громить и жечь“. (Людей тогда еще не убивали, — добавляет С., стараясь смягчить ужас этих фактов.) Через пару дней тот же юноша прибежал радостный: „Видимо, все это было по приказу низших властей, `плохих` подчиненных, это было недоразумение, сегодня пришел приказ от высших, чтобы эти дела прекратить, значит, они, наверху, против“». Слушаю его. Энтузиаст расовых теорий? Благородный человек?

— Расскажу вам историю, случившуюся с моей сестрой в 1939 году. Немцы остановились на Нареве. Сестра с тремя маленькими детьми хотела переправиться через Нарев с востока на запад. Русские как раз входили в Венгрувский повет, где она жила в поместье родственника. Уже ходили слухи о грозящих депортациях дворян в Россию и о ряде расстрелов. Сестра хотела бежать под Краков. Она сидела на телеге у моста, вокруг были немецкие солдаты, присматривавшиеся к ней. Она ждала, чтобы ее пропустили. Пришел отказ. Немецкие солдаты смотрели на телегу и смеялись. «Ваш муж, наверное, генерал. Все поляки генералы… Не в армии? Больное сердце? Понятно, все поляки больные, боятся воевать, а мы все воюем». Среди них был один молодой немец арийской наружности. Он молчал и упорно смотрел на младшую дочку, которую сестра держала на коленях. У девочки в глазах были слезы, она была испугана и слегка шевелила губами, молилась. «Может, он спасет нас, может, у него тоже есть дочка, может, она его растрогает», — думала сестра. Вдруг немец подошел к ним: «Госпожа, я не имею права пропустить вас через мост, но я готов это сделать, если вы мне кое-что пообещаете, wenn Sie mir etwas schwören[211]

». Сестра наклонилась к нему из телеги: «Конечно, пообещаю. Я сделаю, что в моих силах…» У нее в голове мелькнуло, что, возможно, он попросит ее о ком-то позаботиться, помочь кому-то близкому. «Поклянитесь, — сказал он, продолжая смотреть на ребенка, — что своих детей вы воспитаете в абсолютной верности и преданности Третьему рейху».

Сестра инстинктивно (она наклонилась к нему) вернулась в прежнее положение и ответила: «Нет, этого я обещать не могу». Тогда офицер произнес одно слово: «Zurück». И матери с детьми пришлось вернуться откуда приехала с чувством обреченности. Все повернулось иначе. Немцы не задержались на Нареве, пошли дальше, большевики отступили, не пробыв в Венгрувском и суток. Но это был диалог людей, которые видели в этом приказе приговор, если не верную, то вероятную смерть матери с тремя детьми. Я рассказывал эту историю многим, и всем, буквально всем поступок немца казался чудовищным, никто даже не пытался вникать в механизм его поведения.

С. слушал очень внимательно. Ничего мне не ответил. Я не первый раз видел эту его реакцию на что-то, что произвело не него впечатление… Он всегда реагировал гораздо позже.

16 мая. — Погода чудесная, легкие облака на ослепительном небе, палящее солнце, но свежий ветерок. Сегодня пересекаем экватор. Нептун в бумажной короне обмазывает туристов в купальных костюмах мукой, дегтем, вареньем и разные другие глупости. Дети, конечно, веселятся. А остальные? Сегодня, когда пересечь Атлантику для многих — все равно что проехаться на трамвае, начальство каждого корабля сделало этот обычай серийным, от него остался один пресный «огрызок».

Пока вся публика у бассейна отмечает пересечение экватора, в маленьком баре аж черно от монахинь. Какой-то ксендз беседует с ними по-итальянски. Мне кажется, что я попал не в бар, а на какое-то собрание людей, не забывших, что такое катакомбы, живущих в другом мире. Это крещение для них — акт если не богохульный, то, во всяком случае, возмутительный.