Про что щебетала ласточка Проба "Б" (СИ)

Здѣсь у опушки лѣса, въ темнотѣ ночи, подъ старымъ букомъ лежалъ онъ, обрывая мохъ и проклиная свѣтъ, потому что увидалъ при блѣдномъ сіяніи мѣсяца двухъ любящихся! Теперь солнце ярко свѣтило на ложе скорби, какъ будто-бы хотѣло показать ему, сколько ребячества было тогда въ его страданіяхъ и что ему слѣдовало бы поберечь свое отчаяніе вотъ до этого времени! Вѣдь она была счастлива! Готтгольдъ хотѣлъ засмѣяться, но у него вырвался только стонъ, вылетѣвшій изъ его измученной груди,-- глухой, болѣзненный стонъ, какъ у раненаго звѣря. Такъ онъ стоналъ, когда въ ту ночь, этой же тропинкой, онъ шелъ но душному лѣсу и деревья при сумрачномъ сіяніи мѣсяца кружились вокругъ него, словно издѣвающіяся привидѣнія. Теперь, облитые солнечнымъ сіяніемъ, они стояли съ спокойствіемъ мѣди, и какъ будто бы говорили ему: что намъ за дѣло до твоего горя, которое ты самъ себѣ создалъ, глупецъ!

И что мнѣ за дѣло до твоихъ бѣдствій! говорило море, которое теперь, когда онъ вышелъ изъ лѣсу на береговое возвышеніе, лежало передъ нимъ безъ движенія, словно оцѣпенѣвшее въ своемъ недосягаемомъ величіи. Такимъ онъ видѣлъ его когда-то послѣ полудня надъ утесами Анакапри -- и оно дало ему мотивъ для одной изъ лучшихъ его картинъ; но теперь онъ подумалъ объ этомъ только мелькомъ, какъ въ горячей головѣ изнемогающаго отъ солнца путника пролетаетъ на пыльной дорогѣ воспоминаніе о прохладной лѣсной тѣни и журчащемъ ручьѣ, у котораго онъ недавно сидѣлъ.

Подъ нимъ въ маленькой, съ трудомъ выкопанной на каменистомъ берегу бухтѣ, стояли принадлежавшія помѣстью лодки. Онъ въ эти дни нѣсколько разъ катался въ той изъ нихъ что поменьше, вдоль берега, и носилъ въ карманѣ ключъ къ цѣни, посредствомъ которой она прикрѣплялась на колъ.

Шире и шире становилась тѣнь, падавшая съ берега на море, когда онъ, разсѣкая мощными ударами весла воду, началъ грести прямо къ большой бухтѣ, на самомъ крайнемъ южномъ концѣ которой стоялъ приморскій домъ, ярко освѣщенный въ эту минуту солнцемъ. Но это была не береговая тѣнь, а чорная стѣна тучъ, равномѣрной ширины вдоль всего берега, которая медленно поднималась, и острый верхній край которой пылалъ и сіялъ какимъ-то страшнымъ огнемъ. То была ужасная гроза, собиравшаяся со стороны земли. Еслибъ она разразилась, Готтгольдъ отдохнулъ бы въ борьбѣ стихій отъ томительнаго гнёта грозы собравшейся въ его душѣ! Тутъ на чорной облачной стѣнѣ сверкнулъ пламенный лучъ, еще, и еще... Съ страшною быстротою все растетъ эта чорная стѣна, гася всякій встрѣчающійся на пути ея свѣтъ на небѣ и на берегу и на морѣ, надъ которымъ свиститъ и бушуетъ теперь вѣтеръ, бороздя гладкую до тѣхъ поръ, какъ стекло, поверхность и взрывая цѣнящіяся волны.

Волны и вѣтеръ подхватили маленькую лодку Готтгольда и гнали ее передъ собою, какъ игрушку, но направленію къ морю,-- даже и теперь, когда, сознавъ опасность, Готтгольдъ старался держаться берега. Послѣ нѣсколькихъ ударовъ весла, онъ понялъ, что единственная его надежда -- на быстротечность этой грозы: авось она также скоро пройдетъ, какъ и пришла.

Но казалось, демоны мрака подслушали его дерзкія слова и не хотѣли уступить своей жертвы. Все шире ложилась мрачная тѣнь на шумящее море; только на самомъ концѣ горизонта свѣтлѣла еще пара бѣлыхъ парусовъ, но теперь и они изчезли во мракѣ; все выше и выше становились лѣнившіяся волны и все быстрѣе уносилась лодка отъ земли, бѣлый мѣловой берегъ которой съ вѣнчавшимъ его темнымъ лѣсомъ слился, даже для зоркаго глаза Готтгольда, въ одну сѣрую полосу. Не оставалось больше никакого сомнѣнія, что его занесетъ въ открытое море, если только волна не опрокинетъ лодки,-- что могло случиться каждую минуту -- и только чудомъ не случилось до сихъ поръ.

Готтгольдъ хладнокровно дѣлалъ все что могъ, для своего спасенія; онъ старательно наблюдалъ за каждой приближавшейся къ нему волной и, уклоняясь отъ нея помощью того или другаго весла, а иногда и обоихъ вмѣстѣ, держалъ качающуюся лодку бокомъ къ вѣтру. Если она повернется, все будетъ зависѣть отъ того -- погрузится ли она въ воду или останется на поверхности; въ послѣднемъ случаѣ его положеніе было еще не совсѣмъ отчаянное; онъ могъ бы держаться пожалуй цѣлые часы, и когда вѣтеръ перемѣнится, его или принесетъ къ берегу или спасетъ какой нибудь мимо-плывущій корабль; но если лодка погрузится въ воду, онъ по всѣмъ вѣроятіямъ погибъ. Онъ теперь ни на минуту не могъ выпустить весла, и освободиться отъ своей одежды; а плыть долго въ полномъ костюмѣ при такомъ состояніи моря онъ, хотя и былъ превосходнымъ пловцомъ, не могъ надѣяться, тѣмъ болѣе что онъ уже началъ замѣчать въ себѣ постепенный упадокъ силъ, какъ старательно онъ ни берегъ ихъ.